Братишка матрос пришел в восторг и со словами одобрения пошел к выходу. Появившись на пороге вагона, он сделал энергичный жест рукой. Толпа затихла. Я сказал ему, чтобы он посадил близ стоявших к вагону 2 х женщин с детьми. Он молча взял ребенка у ошеломленной женщины и передал мне в руки. – Где твое барахло?.. – Вот, вот и вот… – указывает рукой мать. Матрос быстро перевалил через свое плечо несколько мешков и всунул в вагон женщину. Рядом с этой женщиной была другая мать с ребенком и мешками. Матрос точно повторил свою операцию на глазах у замолкшей толпы. – «На этом, товарищи, баста!.. – прогорланил матрос. – Тут едет очень важная комиссия военных».

К моему удивлению, вся эта суета смирила исстрадавшуюся, доведенную до отчаяния разношерстную толпу людей. Они все, как я узнал от моих пассажирок, по 1,5–2 месяца не могут уехать из этого проклятого места.

Я тут же вызвал военного коменданта станции и приказал немедленно подать состав товарных вагонов и часть пассажирских, стоявших на путях станции для отправки людей. Строго приказал, чтобы в ближайшие дни все люди были отправлены со станции и чтобы все пути были свободны от мешочников.

Эти приказания я отдал при обступившей нас большой труппе матросов и армейцев. Матросу великану я дал указание, чтобы он подобрал надежных ребят и проследил посадку людей без скандалов и драк.

Наш вагон был отправлен в назначенный срок – минута в минуту. Еще мы не уехали, а на третьем пути был уже сформирован состав из товарных и полуразбитых классных вагонов и шла посадка людей. За несколько минут до отхода поезда на Ростов, к которому был прицеплен наш вагон, ко мне в купе осторожно постучали. Вошли три матроса и доложили мне, что посадка произведена в полном порядке: сначала были посажены женщины с детьми и их имуществом, а затем сели братишки и армейцы – всего около 3.000 человек, в тесноте, да не в обиде! Остались люди на север, а южан посадили почти всех. Они мне сказали, что сами они сядут в следующий поезд – на север и что они проследят подачу вагонов и посадку в таком же порядке, как и в первом составе, на каждый вагон будут распределены надежные, хорошие ребята. Матросы пришли в невероятный восторг, когда узнали от посаженных женщин, что они приняли горячие ванны с душем и искупали своих детей. Матросы крепко накрепко жали мне руку, прощаясь со мной.

Военный комендант, допустивший такой беспорядок на крупнейшей узловой станции, был мной сознательно поставлен под контроль матросов, обвешанных гранатами. В пути от наших спутниц до Ростова мы узнали, что матросы и армейцы собирались забросать гранатами наш вагон салон с зеркальными чистыми стеклами, вызывающими ярость и раздражение измучившихся людей, застрявших на станции под открытым небом. Обо всем этом я доложил шифром в штаб VI го отдела ЦУПВОСО в Москву.

* * *

Проснувшись рано утром, я вышел из своего служебного купе и, стоя у окна, любовался восходом солнца. Вскоре из купе вышла одна из наших пассажирок, оказавшаяся учительницей. От нее я узнал, что другая наша пассажирка – мать маленьких детей, оставленных дома на попечение бабушки. Муж у нее погиб на фронте и что она везет продукты, чтоб не погибнуть с голоду. Она домашняя хозяйка.

Поговорив о прекрасной заре, о ее муже – командире в Красной Армии, о трудных условиях жизни в годы заканчивающейся гражданской войны, казалось, что все вопросы исчерпаны.