|
Моя собеседница много говорила о том, что они очень мне благодарны за благородный и человеческий поступок и что они не знают, как и чем меня отблагодарить. Она вдруг тихим грудным, низким голосом говорит мне: – «Вы меня не обидите, если подойдете ко мне как к женщине, и что она ни в коем случае не будет это рассматривать как нехороший поступок с моей стороны, а наоборот, ей как женщине и матери ребенка хочется меня отблагодарить большим женским чувством за мою помощь им. Я ответил ей, что об этом больше говорить не нужно, т. к. я не считаю возможным, относясь к ней с большим уважением, принять ее предложение, как женщины и матери, попавшей в большую беду, и что при других обстоятельствах я бы никогда не отклонил возможность близости с ней, т. к. она как женщина исключительно обаятельная.
Она долго и внимательно посмотрела мне в глаза своими большими очень красивыми серыми и умными глазами. – Да, я Вас понимаю. Какой же Вы – хороший, товарищ комиссар. Я Вам очень благодарна за такое глубокое уважение ко мне – женщине и матери ребенка. Желаю Вам от всей души удачной и счастливой, счастливой жизни. На этом мы распрощались и разошлись по своим купе.
* * *
За утренним завтраком жена Начжелвойск Скребнева, поздоровавшись со мной, вдруг неожиданно заплакала и тихо вспомнила свою дочь Галину, похороненную нами в Пензе осенью 1919 года: – Вот, Борюшка, жили бы вы с Галинкой, как голубочки. Ведь я слышала весь ваш разговор с нашей пассажиркой учительницей. Вы очень благородно и правильно поступили. Не каждый смог бы воздержаться от той возможности, которую она Вам, так ласково, предлагала. Ведь она очень интересная и молодая женщина.
* * *
Наши пассажиры сошли с поезда. Одна на предпоследней остановке до Ростова, а другая, учительница, сошла на станции Ростов< >н<а >Д<ону>.
Борис Бессарабов – Ольге Бессарабовой
4 июня 1921. Москва Дорогая Олечка! С твоей первой весточкой из Воронежа после моего отъезда я встретился с большой радостью. Сначала начал писать тебе в ответ деловое, но мне это показал ось тяжелым и так просто понятным: могу сказать одно, что в эти ближайшие 2–3 недели все, что необходимо Вам вышлю. Для всего этого я предпринимаю целый ряд решительных мер, и как только будет результат, то может быть, я появлюсь, сам в Воронеже на день, два или же с надежной оказией вышлю. Вчера был у Николая Петровича Крымова (художник, выставляется в «Мире Искусства») и говорил с ним о том, что я хочу работать, что это является для меня теперь вопросом жизни или смерти моей. – Я тоже, Борис Александрович, пришел к такому же состоянию, ведь надоело же: за три года не написал ни одного этюда с натуры. Мне хочется слиться с полем, зеленой рощей и избой крестьянина художника, который любезно мне предложил у него остановиться, в «Красном углу» даже сидеть, но со своим «хлебом и солью», которых у меня нет. Ехать думаю все равно, так как я не хочу уже зависеть от денег: должен был за 10 проданных вещей получить полтора миллиона, но все они там проворовались и опечатали не только кассы, но и мои картины. – Николай Петрович, есть ли надежда на изменения к лучшему в ИЗО? (отдел Изобразительных искусств). – Несомненно есть. Это все сделано оппозицией, футуристической шайке. Их долго хотели разоблачить, но они очень ловкие люди. Эта оппозиция со здоровыми планами, которые дадут возможность существовать всем талантливым художникам… Говорят, что инициатор всего этого нового начинания, очень энергичный человек, да и художник сносный, некто Китилис . |
