Это явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Колонистов и так уже давят нынешние непомерные налоги и разоряет монополия господина Трезеля, которая лишает их возможности выращивать сахарный тростник! Они вот-вот взбунтуются!
— И чем, по вашему мнению, сударь, я могла бы помочь? — спросила Мария. — Разве генерал не передал всю власть вам? У вас войска и достаточно прав, чтобы справиться с мятежом, а у меня… А у меня нет ничего, абсолютно ничего! Я веду уединенную жизнь. Никого не вижу, меня никто не посещает…
— Я надеялся, сударыня, — возразил Лапьерье, — что вы, возможно, в состоянии дать мне какой-нибудь совет… особенно имея в виду вашу дружбу с генералом. У меня есть все основания полагать, что он сам очень ценил ваши советы, и я осмелился прийти к вам, потому что очень беспокоюсь о будущем колонии.
— Здесь наши взгляды полностью совпадают, — ответила Мария. — Однако я считаю: если бы вы проявили больше твердости и заключили в тюрьму тех, кому место на каторжных галерах, если бы немедленно схватили и казнили зачинщиков, то нам не пришлось бы теперь ожидать новых беспорядков.
— Как я полагаю, сударыня, вы имеете в виду Лефора. У меня сейчас есть факты, неопровержимо доказывающие его непричастность к заговору и — более того — его правоту. Нам уже известны истинные вожаки, сударыня, и главный из них — Бофор!
— Бофор?
— Да, сударыня, именно Бофор. Тот самый человек, которого Лефор постоянно обвинял.
Мария молчала, думая о Лефоре. Как она в нем ошиблась! Но, с другой стороны, стоит лишь взглянуть на его лицо! Мог ли он в самом деле быть порядочным человеком или по крайней мере преданным генералу? И Мария почувствовала, как постепенно улетучивается враждебность, которую она испытывала по отношению к бывшему пирату. Его грубые манеры, безудержное бахвальство в конце концов вовсе не означали, что он отпетый негодяй. И вдруг ей припомнился принадлежавший к свите Сент-Андре в Париже юноша из Гаскони; его, как и Лефора, казалось, пьянили собственные слова, и он часто скрашивал скучную придворную жизнь весьма колоритными выдуманными историями, которые слушатели воспринимали с наивной верой.
— Вы хотите сказать, — заметила Мария, — Лефор лучше, чем мы предполагали?
— Как я думаю, сударыня, он может быть нам даже полезен.
Мария ничего не ответила, и Лапьерье тогда прямо спросил:
— Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?
Мария за время беседы несколько раз меняла свое положение в гамаке, в результате полы ее капота разошлись, обнажая прелести, которые она перед этим пыталась скрыть. Со своего места Лапьерье видел ее грудь — две твердые округлости молочной белизны. Она выглядела поразительно молодой и очень красивой, и Лапьерье нашел ее необычайно привлекательной. И опять им овладело замешательство, как в тот момент, когда он, войдя, увидел ее в прозрачном наряде.
Мария как будто и не подозревала, в каком он состоянии.
— Но разве что-то случилось, что дало вам повод ожидать ухудшения обстановки на острове в ближайшие несколько недель? — спросила она.
— К сожалению, случилось. Как я уже говорил, сударыня, я как раз собирался уехать из Сен-Пьера, но меня задержала делегация колонистов во главе с господином Бофором. И как вы думаете, что они с собой привезли? Хартию, мне на подпись, которая, если я ее подпишу, сделает плантаторов совершенно независимыми от Американской островной компании!
— Независимыми от компании? — изумилась Мария, слегка приподнявшись, и капот совсем съехал с ее плеч.
— Верно, — ответил Лапьерье. — Документ у меня с собой. Семнадцать колонистов сочинили и подписали бумагу. |