|
Бедняжке Каролине вряд ли хорошо спалось эту ночь. – Ночь как ночь, – буркнул Пейрак. – Но я поеду за ней, как только спроважу этого господина. Жюстина прислушалась и добавила: – Он еще спит, но сказал, что подымется с рассветом. Скоро день. Он говорил, что уедет без завтрака. – Все равно, – сказал Пейрак подымаясь: теперь его голос звучал громче, хотя он и говорил шепотом. – Я не могу отпустить его пешком. Больно длинная дорога. Пускай сынишка оседлает ему мою лошадь, и как только он отправится, я поеду в Лоссонну. Теперь господин де Вильмер знал, что делать. Он начал шуметь, давая хозяевам понять, что проснулся, и, положив в ящик стола кошелек, спустился вниз по лестнице. Он сделал вид, что очень торопится в Полиньяк, и, уверив Пейрака, что чувствует себя превосходно, наотрез отказался от лошади – она только помешала бы ему вести наблюдение за Пейраком и Каролиной. Маркиз горячо пожал хозяевам руки и откланялся, но, выйдя из деревни, тут же пошел в другом направлении и, справившись у прохожего о дороге в Лоссонну, двинулся по тропинке, ведущей в селение. Маркиз хотел прийти в Лоссонну раньше Пейрака, тайком дождаться его и собственными глазами увидеть, как Каролина сядет в повозку и поедет в Лантриак. Как только будет точно известно, что девушка возвратилась в дом Жюстины, он обдумает дальнейшие действия. Теперь, когда Каролина упорно избегала его, он не хотел показываться ей на глаза, боясь снова потерять ее. Пейрак был очень проворен: хотя дорога в Лоссонну делалась все труднее, Миньона бежала быстро. Тропинка, по которой шел маркиз, оказалась не намного короче, и деревенская коляска Пейрака обогнала его. Маркиз видел, как она проехала мимо, и узнал Пейрака, который, несмотря на утренний туман, разглядел, как какой то человек, одетый не по здешнему, поспешно скрылся за голой каменной грядой. Пейрак насторожился. «Может, он обвел нас вокруг пальца или о чем нибудь догадался, – подумал севенец. – Хорошо же. Если это и вправду он, если он не так болен, как прикидывался, я отважу его за нами бегать». Он поторопил Миньону и с первыми лучами солнца въехал в деревушку. Навстречу ему вышла измученная бессонницей и смертельно встревоженная Каролина. – Все обошлось, – сказал Пейрак. – Вчера я ошибся: он вовсе не был болен – ночью спал хорошо и даже отправился в замок пешком. – Значит, он ушел? – спросила Каролина. – Значит, он ничего не заподозрил, и я его больше не увижу? Что ж, так оно лучше. – И Каролина заплакала навзрыд. Пейрак понял, что сердце ее разрывается от боли. – Ну вот, теперь и вы у нас захвораете, – сказал он девушке строгим отеческим тоном. – Полноте, будьте благоразумны, не то Пейрак больше не станет слушать ваши уверения, что вы настоящая христианка. – Господи, только бы он не увидел моих слез!.. Неужели ты не можешь простить мне эту минутную слабость? Но что ты делаешь? Зачем мы повернули назад? Пейраку почудилось, что на дороге опять мелькнул маркиз. – Вы уж простите меня великодушно, – сказал он, – но у меня в Лоссонне есть одно дельце. Мы обернемся мигом. Пейрак ехал по деревне, будучи совершенно уверенным, что отныне маркиз наблюдает за ними издали. В конце проселка он перекинулся словами с одним из местных крестьян. Потом, вернувшись к Каролине, сказал: – Послушайте, дочь моя, вы что то совсем пригорюнились. Хотите, я вас немного развею? Вы всегда веселеете от прогулок; давайте я устрою вам такую прогулку, и преотличную. – Если у тебя есть где то дела, я не смею мешать и поеду с тобой, куда скажешь. – Мне надо бы наведаться в деревню Эстабль. Это неподалеку от Мезенка. Места там красивые, да и вам давно хотелось поглядеть на самую большую гору в Севеннах. – Ты же уверял, что туда можно поехать лишь в конце будущего месяца. |
