– А Каролину не зови, пусть она еще потанцует, госпожа де Д*** присмотрит за ней.
И так как Урбен бережно поддерживал маркизу в передней, которая вела в ее апартаменты, расположенные в нижнем этаже (зная страх маркизы перед лестницами, дети избавили ее от них), то она сказала:
– Дорогой мой, тебе больше не придется носить на руках свою грузную матушку. Слишком часто ты это делал, когда мы жили вместе. С тобой я ничего не боялась, но страдала, что докучаю тебе.
– А я еще не раз пожалею об этой докуке! – сказал Урбен.
– Какой чудесный праздник! – воскликнула маркиза, входя в свой будуар. – А наша Каролина – царица бала. От красоты и грациозности этой крошки я до сих пор не могу прийти в себя.
– Матушка, – сказал маркиз, – если вы не очень устали, уделите мне четверть часа. Я хочу с вами поговорить.
– Поговорим, поговорим, сын мой! – ответила маркиза. – Я устала только оттого, что не могла даже словом перемолвиться с моими любимыми детьми. Потолкуем о нем, потолкуем о твоем брате и о тебе, друг мой. Господи, неужели ты не подаришь мне такой второй день?
– Матушка, дорогая, – сказал маркиз, опустившись на колени перед госпожой де Вильмер и крепко сжав ее руки, – этот день и мое счастье всецело зависят от вас.
– Что ты говоришь? Неужели? Рассказывай скорее!
– Да, я вам скажу все. Слишком долго я ждал этой минуты, призывая вожделенный час, когда брат, вернувшийся к богу, истине и ставший сам собой, заключит в свои объятия избранницу, достойную стать вашей дочерью. И в эту минуту я хотел вам сказать следующее: матушка, я могу представить вам вторую вашу дочь, еще более прелестную и такую же целомудренную, как Диана. Я страстно люблю ее уже больше года. Может быть, она догадывается о моем чувстве, но точно о нем не знает. Я так почитаю ее, что без вашего благословения никогда не попросил бы ее руки. Впрочем, она сама дала мне сурово это понять в тот самый день, когда четыре месяца назад я невольно чуть было не открыл ей своей тайны. И я снова связал себя обетом молчания как с вами, так и с ней. Я не мог отяготить ваши плечи дополнительными заботами, которые теперь, слава богу, больше не существуют. Отныне ваша жизнь, жизнь моего брата и моя собственная полностью обеспечены. Теперь я достаточно богат и вправе не думать об увеличении состояния, а стало быть, могу жениться по сердечной склонности. Однако от вас, матушка, я жду жертвы, и вы из любви ко мне не откажете в ней, ибо от этой жертвы зависит счастье вашего сына. Моя избранница из хорошей семьи – это вам самой давно известно, поскольку вы приблизили к себе эту особу. Однако у нее нет тех славных предков, к которым вы питаете пристрастие. Я уже говорил, что жду от вас жертвы. Так ли горячо вы меня любите, чтобы решиться на этот шаг? Матушка, у вас доброе сердце, и я уверен – оно не останется безучастным к мольбам любящего сына и без сожалений уступит ему.
– Боже мой, ты говоришь о Каролине! – ужаснулась маркиза, вся дрожа. – Погоди, мой мальчик, дай перевести дух – этот тяжкий удар застал меня врасплох.
– Не говорите так! – горячо возразил маркиз. – Если это для вас тяжкий удар, забудьте о моих словах. Я поступлюсь всем и никогда не женюсь! Никогда…
– Не женишься? Этим ты меня убьешь. Полно, полно! Я должна прийти в себя. Быть может, это не так страшно, как кажется на первый взгляд, но дело не в предках Каролины… Отец ее был шевалье – конечно, мелкая сошка, но если б только в этом была загвоздка! Она же оказалась в нищете… Ты скажешь, что без тебя я тоже была бы нищенкой, но я скорее умерла бы, чем влачить дни в бедности, а у нее хватило мужества работать, пойти в услужение…
– Господи! – воскликнул маркиз. – Неужели вы вмените ей в вину то, что составляет добродетель всей ее жизни?
– Я этого не сделаю, – возразила маркиза, – но свет, который так…
– Несправедлив и слеп!. |