Солдаты действовали дисциплинированно, стреляли только в случаях необходимости. Восточные немцы кричали солдатам: «Русские свиньи», — бросали камни в танки, заталкивали бревна в гусеницы, засовывали кирпичи в дула орудий, срывали радиоантенны. Но когда заговорили танковые пулеметы, разбежались. На опустевших улицах остались только солдаты.

Владимир Семенов распорядился учредить военно-полевые суды, несколько человек расстрелять и сообщениями об этом оклеить столбы и афишные тумбы в городе.

В два часа дня по радио выступил Отто Гротеволь. Он сказал, что мятеж подняли «фашисты и другие реакционные элементы из Западного Берлина», и призвал рабочих вернуться на работу.

Семенов и другие советские представители по ВЧ-связи держали Москву в курсе дела: докладывали, сколько арестовано, убито, ранено. Семенов сообщил, что к одиннадцати вечера улицы Берлина очищены от демонстрантов.

А отпускник Маркус Вольф читал партийные газеты, в которых ничего не сообщалось о случившемся, и не подозревал о том, что в Берлине вспыхнуло восстание. Только когда 17 июня советская комендатура ввела военное положение, Вольф спешно вернулся в Берлин.

На полпути его с семьей остановили советские солдаты и бесцеремонно заперли в подвале, хотя он предъявил удостоверение сотрудника народной полиции ГДР. Его выручило знание русского языка. Вольфов отпустили. Добравшись до дома, Маркус узнал от отца подробности происходящего. Потрясенный Фридрих Вольф рассказал, как его едва не избили на вокзале Фридрихштрассе. 5 октября 1953 года он скоропостижно скончался от инфаркта. Ему было всего 64 года.

Советские войска быстро подавили восстание. Тем не менее военное положение, введенное по всей Восточной Германии 17 июня, сохранялось 24 дня и было отменено лишь в воскресенье 12 июля в 24 часа.

Ночь на 18 июня была трудной для членов политбюро ЦК СЕПГ. Советский верховный комиссар метался в своем кабинете, как лев в клетке: в его хозяйстве случился непорядок, и ему предстояло нести за это ответственность. Семенов упрекал членов политбюро:

— Радиостанция РИАС передает, что в ГДР правительства больше нет. Похоже, это действительно так.

Члены политбюро составляли отчет для Москвы. На следующее утро за завтраком Ульбрихт объявил, что ему надоело сидеть в Карлсхорсте и выслушивать нотации советских представителей:

— Я еду в город, в ЦК, даже если они хотят держать меня здесь. Наше место там. Неправильно, что мы здесь торчим.

В Москве хотели, чтобы в Берлин отправился сам Берия, но тот отказался. Прилетел из Москвы начальник Генерального штаба маршал Василий Данилович Соколовский. Он был вне себя и выговаривал министру госбезопасности ГДР Вильгельму Цайссеру:

— Как это вообще могло произойти? Такие вещи не происходят в один день, значит, у них была какая-то организация, а вы о ней ничего не знали.

Члены политбюро ЦК СЕПГ сами хотели знать, как это всё случилось. Но они хотя бы частично винили и себя. Один только Вальтер Ульбрихт с самого начала заявил, что восстание — дело рук «фашистских провокаторов».

«В моем огромном кабинете, где можно было в футбол играть, — записал в дневнике Семенов, — разместились главком Гречко и представитель Президиума ЦК маршал Соколовский. Телефон звонил не переставая. Несколько раз — Хрущев, чаще Молотов и другие. Хрущев считал, что приближается „день Икс“, когда Запад попытается прощупать штыком прочность советской власти после смерти Сталина…. Поэтому Хрущев и Президиум ЦК приняли решение силой подавить волнения. А в случае осложнений на границе с ФРГ перейти в контрнаступление до Па-де-Кале».

Вот как в Москве воспринимали берлинские события! Советские руководители опасались, что Запад воспользуется мятежом и начнет войну. Семенов и маршал Соколовский успокоили Москву: улицы Берлина очищены от демонстрантов.