Еще тише в ханском дворце. У малого входа со стороны Каза¬ни появились две фигуры. Страж, дремавший, воспрянул, услыша легкие шаги, насторожился. К нему подбежала женщина, открыла лицо. Страж сразу узнал ее — Эрви.

—     Кто второй? — спросил шепотом.

—     Евнух. Пусти.

Страж вложил саблю в ножны, шагнул вбок от входа.

Комната с темно-синими сводами — для сна царицы. Но Сююм¬бике не спит. Она полулежит на широком ложе, перед ней рассы¬паны розы. Царица не спеша обрывает лепестки, бросает на ко¬вер. Освещенные трепетным огнем светильников, лепестки на ко¬вре похожи на пятна крови.

На Сююмбике ослепительно яркие одежды. Широкий пояс искрится множеством жемчугов и алмазов. Бирюзой светятся са¬фьяновые сапожки. Царица ждет возлюбленного. Всякому изве¬стны последние минуты перед свиданием. От волнения кипит кровь, бьется в груди сердце.

Но сердце царицы бьется ровно. Алим ей нужен не для любви

Тихо открылись дверцы — показался Алим. Он быстро подошел к краю ковра, опустился на колено.

—    Селям-алейкум, великая.

—    Живи сто лет, Алим, сын Кучаков.

—    Ты звала меня, о вздох моего сердца?

—    Звала. Встань и садись рядом со мной.

—    Когда я шел сюда, мне сказали, что я любим. Это верно?

—    Может быть. Но об этом не говорят сразу. Особенно во двор¬це хана.— Сююмбике одарила Алима лукавым взглядом.

—    Я готов жизнь отдать, только бы узнать это!

—    Узнаешь. Но ответь мне сначала, почему ты не покинул Ка¬зань вместе с отцом? Сначала, говорят, ты хорошо служил Сафе-Гирею, теперь также хорошо служишь его врагу — хану Бен-Али. Отчего это? Ведь ты крымец?

—    Неправда, царица. Отец мой из Крыма, а я рожден в Каза¬ни. Я ханам не служу, а своему родному городу. Я так и сказал от¬цу, когда он уходил отсюда.

—    Если на трон сядет какой-нибудь пастух, ты и у него будешь целовать пыль с ковра?

—    Если пастух заслуживает трона...

—    Ладно! А если ханством буду управлять я, одна?

—    Более верного и преданного слуги, чем я, у тебя не будет! Я и мои джигиты будем рады умереть за тебя, джаным!

—    Я верю тебе, Кучак-оглан.— Сююмбике долго молчала, по¬том добавила: — Верю, потому что люблю тебя.

Алим резко пододвинулся к царице, протянул к ней руки, чтобы обнять, но Сююмбике выпрямилась и строго взглянула на Алима.

—    Сначала выслушай меня.