—     Могу только догадываться... верить не смею,— голос у мур¬зы осекся, он изменился в лице, почувствовал в голове жар. Он ясно понял, что царица предлагает ему любовь и вместе с ней союз против хана.

—     Верь, милый мой Булат,— Сююмбике взяла руку мурзы и приложила к своей груди,— верь!

Мурза медленно встал, свободной рукой отодвинул легкий сто¬лик, приподнял царицу со скамьи и сильно прижал ее к своей гру¬ди. Сююмбике обвила шею руками и нежно поцеловала в щеку.

—     Теперь пусти меня,— Сююмбике отстранила от себя Булата и, тяжело дыша, сказала: — Давай теперь поговорим открыто.

—     Говори, каждое слово твое будет здесь,— мурза указал на сердце,

—     Задумала я Бен-Али прогнать обратно в Москву. На трон сядешь ты — ханством править будем в любви и согласии. Хорошо ли я задумала?

—     На трон сесть легко,— задумчиво произнес мурза.— Удер¬жаться трудно. Москва сильна...

—     Про это тоже думала. Если Москва войско пошлет, на ее пу¬ти весь Горный черемисский край встанет. Мой посол скоро будет там. Если князь Аказ русских не удержит, ногайские конники есть. Мой посол тоже поскакал туда, и отец сделает все, что надо. Курчак-оглан с джигитами на нашей стороне, коренные казанцы, я ду¬маю, под твоей рукой. И еще скажу — отец мой в союзе с крым¬ским ханом. Если русский царь рать на Казань двинет, отец попро¬сит крымцев сделать набег на Москву. Кто нас сможет тогда победить? Теперь Казань то перед Крымом, то перед Москвой го¬лову клонит, а тогда мы будем никому не подвластны. Ты мой хан!..

Только поздно утром покинул Булат покой царицы.

На другой день в Казань приехал черемисин Япык за мелким товаром. Он каждый месяц брал у купцов бусы, ленты и разную мелочь, которую выгодно перепродавал по илемам. В последнее время Япык возгордился — сама Сююмбике одарила его внима¬нием. Звала каждый раз во дворец и спрашивала про черемис¬скую жизнь. На сей раз царица хотела знать про Аказа.

—     Аказа нету дома,— моргая подслеповатыми глазами, сказал Япык-коробейник.—Он, говорят, в Москве, в плену.

—     Убежал, говорят,— Сююмбике подозрительно посмотрела на Япыка.

—     Домой прибежать не успел еще. Я неделю назад был в Нуженале — Аказа там нет.

Долго еще спрашивала Япыка царица о том, о сем, а потом сказала:

—     Как только Аказ приедет, сразу же беги сюда, ко мне. На¬граду получишь.

А через два месяца возвратился Алим. Отец писал Сююмбике, что войско готово и по первому ее знаку будет под Казанью. Ко¬ренные казанцы во весь голос поговаривали о неподвластной нико¬му Казани — Булат свое дело делал верно.

Все чувствовали, что в Казани что-то назревает, только один хан Беналей пребывал в безмятежности. Гнев и презрение право¬верных вызывал хан: не было дня, чтобы он не напивался, а кому не известно, что Коран запрещает пить вино, ибо даже капля его оскверняет душу человека.

Легко сказать «Коран запрещает», а как отказаться от чудес¬ного напитка, к которому Беналей еще в Касимове накрепко при¬вык. И хан пил, по-своему истолковав слова Корана. Он наливал вино в кувшин, макал туда палец и ту каплю, которая оскверняет душу человека, извлекал на пальце из кувшина и с презрением стряхивал на пол. Остальное вино можно было пить.

В одну из осенних ночей хан выпил особенно много и, еле доб¬равшись до постели, уснул не раздеваясь. После полуночи в покои вошли два человека — мужчина и женщина.