Изменить размер шрифта - +
Желтая краска обгорела, от надписи «Не копать! Кабель!» не осталось и следа.
– Сволочь! – говорит Ник золотистой стене.
И видит человека. Какой-то мужчина в военной форме стоит по ту сторону, внутри четвертого слоя. Стоит – и смотрит на Ника. От незнакомца исходит угроза. Он явно появился там после глупого эксперимента с табличкой. Как будто сработала сигнализация, и часовой вышел посмотреть, в чем дело.
Пошарив глазами, Ник видит в траве свой автомат и бросается к нему. Бросается – это, конечно, громко сказано. Он пытается бежать, но спину скручивает болью, и бег превращается в такое обезьянье ковыляние на получетвереньках. Тем не менее. Ник добирается до автомата, тяжело дыша, дергает затвор и поднимает оружие наизготовку. С автоматом сразу становится спокойнее, появляется уверенность, страх прячется куда-то в специальный уголок мозга, туда, где ему и положено быть.
Сквозь дрожащее марево стены Ник видит, что загадочный часовой тоже изготовился к стрельбе. Между ними – метров сорок. И стена света. С такого расстояния трудно промахнуться. В голове Ника стаей проносятся мысли. Центр червоточины обитаем, надо стрелять первым, это не дуэль, тут не до приличий и законов чести, а может быть, все же попробовать поговорить? Интересно, что произойдет с пулями, когда они пробьют стену? На звуки выстрелов наверняка прибегут другие военные. Почему Филатов ничего не сказал про них? Он же просто заманил нас в ловушку, точно, это ловушка…
Палец, дрожащий на теплом спусковом крючке, словно бы сам собой сгибается.

Выстрел!
Уже не мысль, а так, ее мимолетный контур: я не перевел флажок на автоматическую стрельбу.
Второй выстрел!
Тот, военный за стеной, тоже стреляет. Пуля взвизгивает где-то рядом, чуть выше головы Ника. Он большим пальцем наконец-то перещелкивает злосчастный флажок и дает очередь, крепко вжав приклад АКМ в плечо. Нервы, боль в спине, усталость – ствол ходит ходуном, и все усилия Ника пропадают втуне. Его противник за стеной даже не пытается уклониться, спрятаться – продолжает вести ответный огонь, стоя во весь рост под пулями.
И тоже не попадает. Пули с глухим чавканьем входят в землю, парочка пробивает асфальт.

– Стрелок, твою мать, – цедит сквозь зубы Ник и со злостью высаживает в противника весь рожок.
Вспышка, удар в голову – точно в школьном спортзале, когда во время матча класс на класс в баскетбол ты замешкался и литой резиновый мяч прилетел тебе точно в затылок.
Ник еще успевает удивиться, насколько это не больно – получить пулю в голову, и тьма накрывает его…

Глава пятая
Самая страшная смерть – захлебнуться. Вода, источник жизни, превращается в коварного врага. Она заливает нос, рот, дыхательные пути, проникает в легкие, не дает вдохнуть, она душит, давит, убивает…

– А-а-а! – кричит Ник, выгибаясь всем телом.
Спину тут же пронзает болью. Отплевываясь, он садится и бьется головой о фляжку, которую не успевает убрать Хал, ливший воду ему на лицо.
– Ты чё, блин! – испугано кричит татарин. – Псих!
– Где… что?.. – Ник ошалело крутит мокрой головой.
Он видит всё то же слепящее солнце в зените, траву, стоянку, дрожащие контуры зданий. А совсем рядом – Камила с вываленным языком, Эн, как-то мрачно смотрящую на него из-под челки, Цапко возле костра, заляпанный грязью нос «маталыги», и Юсупова, поблескивающего стеклышками очков.
И еще видит совсем близко границу четвертого слоя, ту самую, за которую так и не смог пройти.
Видит изнутри! Вон, за золотистой стеной – она, асфальтовая дорожка, даже дыры от пуль различимы, вон дурацкая обожженная табличка… И лом, косо воткнутый в землю. Лом соединен проволокой с монти shy;ровкой, глубоко вбитой в асфальт на той стороне, в третьем слое.
Быстрый переход