|
Ощутив холодок где-то под сердцем, Ник дважды ударяет прикладом автомата по командирскому люку. Юсупов бьет по тормозам. Тягач оседает вперед, гусеницы окутываются пылью. Из десантного отсека высовываются Хал и Эн. – Чё такое? – Не знаю, но там высокое напряжение. – Ник указывает на будку. – И чё? Тока-то все равно нет, блин. Ты это… на шугняке, похоже, а, братан? – Хал усмехается, крутит ладонью у виска. Ник, подавив в себе острое желание двинуть ему с ноги в челюсть, спрыгивает на асфальт. Из тягача вылезают Юсупов и Цапко. – Стой! – Эн бежит за Ником. – Не ходи один… – Ну, пойдем вместе. Камил, сделав несколько шагов за хозяйкой, вдруг садится у края заасфальтированной площадки, задирает голову и начинает выть. Это настолько неожиданно и страшно, что Ник с Эн возвращаются с половины дороги. – Камиша, ты что? – присев рядом с псом, Эн обнимает его за шею. – Что с тобой? Не хочешь, чтобы мы шли дальше? Не хочешь? Перестав выть, Камил смотрит на девушку, лижет ее в щеку шершавым языком. Ник задумчиво пощипывает волоски на подбородке, потом вспоминает, что это было любимой привычкой покойного профессора Аркадия Ивановича, и сует руку в карман. – Так и будем стоять? – подает голос Цапко. – Там люди гибнут… – Да знаем, знаем, не нуди! – кричит Хал. – Я пойду, гляну, чё там, блин. Подумаешь, говна-пирога – будка… И он решительным, широким шагом идет по стоянке, обходит чуть припорошенный пылью двести шестой «пежо», поворачивает… Камил с яростным лаем вырывается из объятий Эн и несется за ним. Вцепившись в штанину Хала, пес тащит его назад с такой силой, что материя рвется. Хал от неожиданности падает на спину, матерится, пытается ногой отпихнуть пса. Эн с криком бежит к нему. Ник тоже что-то орет, размахивая руками. Когда все возвращаются к тягачу, Юсупов, козырьком приставив ко лбу ладонь, смотрит на будку и задумчиво произносит: – И не объехать никак. А Камил эта… чует, что там опасность. – Все штаны подрал, блин! – Хал замахивается на пса. – Дурак, он тебе жизнь, может быть, спас, – заступается за своего любимца Эн. – Спас – молорик, блин. А штаны-то зачем было рвать? – А как он тебя еще остановит-то? Что, подойдет и скажет человечьим голосом: «Дальше идти нельзя?» Наступает тишина. Все смотрят на Камила, а пес все не сводит глаз с проклятой будки, время от времени катая в горле сдержанный рык. Ник представляет на секунду, что Камил и впрямь поднимется на задние лапы и произнесет что-нибудь, какой-нибудь «абырвалг». От этого видения становится жутко. – Держите собаку, – решительно говорит Цапко и срывается с места. Он не идет, бежит к будке. Камил, в которого вцепляются Эн и Юсупов, дыбит шерсть и снова принимается выть. – Стой! – орет фельдшеру Ник и мчится за ним. – Стой, тебе нельзя! Ты же один умеешь… Ты врач. Стой! Он хватает Цапко за худое плечо, толкает назад и, превозмогая боль в спине, большими прыжками несется к будке. Позади слышатся крики, а потом вырвавшийся Камил, пуча бешеные глаза, обгоняет Ника. С гандикапом в десяток метров пес первым оказывается у выкрашенных серой шаровой краской дверей с грозной надписью… Ослепительная вспышка бьет Ника по глазам. Тугая волна горячего воздуха толкает в грудь, валит на землю. Когда зрение восстанавливается, Ник видит, что никакой будки впереди больше нет. На ее месте лежит багровый блин, от которого пышет жаром. Воздух над блином струится и дрожит, трава по краям дымится, сворачиваясь и осыпаясь кучками пепла. Листья на деревьях по обе стороны пожелтели и скрутились в трубочки. Навзрыд плачет Эн. |
