|
Лом соединен проволокой с монти shy;ровкой, глубоко вбитой в асфальт на той стороне, в третьем слое. – А где? – Ник сглатывает, ему никак не удается подобрать слова. – Где этот… которого я… который меня… – Ты эта… зачем в одиночку? – укоризненно спрашивает Юсупов. – Куда полез, в натуре? – поддерживает его Хал. – Пить будешь еще? – Я… нет, не буду. – Ник садится, проводит рукой по лицу, стирая воду. – Как вы прошли… там, где полосы? – А мы на танке, – объясняет Хал. Он упорно называет тягач танком. – Стрельбу услышали. Очки как дал, блин, по газам – и понеслась! Проскочили… Там глюки какие-то, затмение мозгов. – Чего? – Ник даже пытается улыбнуться. – Чего затмение? – Не важно, блин, – легко отмахивается Хал. – А вы не встречали… – снова спрашивает Ник. Он хочет рассказать про Борьку, про свидание с человеком, которого давно нет, и вдруг понимает, что не должен ничего говорить, потому что это глубоко личное, это не для всех, а только для одного человека – для него. – Ты в кого стрелял-то? – в свою очередь интересуется Хал. – Не знаю, – качает головой Ник. – Там… тут военный какой-то… – В себя он стрелял, – убежденно говорит Эн. – В себя… Перекусив под сенью тягача разогретой на костре тушенкой – солнце наконец-то покидает зенит и начинает медленно клониться к западу – исследователи червоточины пьют чай и пытаются выработать план дальнейших действий. Все помнят слова Вольфганга, переданные Филатовым: «Седьмой слой убил меня». Седьмой слой – это как раз РКБ. Цапко предлагает и дальше прорываться всем вместе на тягаче, делая остановки перед границами слоев. – Хватит уже. Сперва Бабай… Потом Никита едва не… В общем, я за прорыв. Предлагаю голосовать. И давайте быстрее, у нас каждый час на счету. Я как представлю, что сейчас творится в Цирке… – Да чё тут голосовать, блин. – Хал треплет вылизывающего банку из-под тушенки Камила по спине. – Ясно же, что в одиночку не пройти. Броня крепка, блин. И танки наши быстры. Юсупов разбрасывает прогоревший костер, заливает остатками чая головни. Эн забирается повыше, на башенку «маталыги», и в монокуляр долго разглядывает окрестности больничных корпусов. – Смотреть очень неудобно, – сообщает она через несколько минут. – Все дрожит, плывет. Ничего такого я не вижу. – Какого «такого»? – спрашивает Ник. – Странного. Или необычного. Трава, деревья слева и справа, дорога, торговый комплекс «Эдельвейс», автовокзал, еще одна стоянка, машины, будка кирпичная. Потом забор и въезд на территорию. Но это уже в пятом слое. Дальше – просто как растопленный мед. Или янтарь. Только он еще колышется. Ник, превозмогая боль в спине, лезет на тягач, берет из рук девушки монокуляр. Через некоторое время говорит Юсупову: – Вилен, поедем до тех ворот. Медленно, не больше десяти кэмэ. Я буду наверху. Два удара по броне – немедленная остановка, понял? – Эта… поехали, – кивает инженер и лезет в люк. Цапко, Хал и Эн с Камилом забираются в десантный отсек. МТ-ЛБ выбрасывает длинную сизую струю выхлопных газов и рвет гусеницами стерню. Нику приходит на ум, что тягач похож на гигантское ископаемое членистоногое, этакого стального трилобита цвета хаки. Трилобит ползет по траве, переваливает через беленый бордюр, корежит машины на стоянке и приближается к трансформаторной будке, которую видела Эн. На серых железных дверях будки хорошо видна надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!» и треугольный знак с черепом и скрещенными костями. |
