|
Седьмой слой живым янтарным куполом накрывает въезд в подземные помещения больницы. Он совсем маленький, этот купол – метров сорок в диаметре. «Седьмой слой убил меня», – вспоминает Ник и идет туда. – Децл тормози, блин, – говорит за его спиной Хал. Он дышит тяжело, точно только что пробежал кросс по пересеченной местности. Ник поворачивается, смотрит на него, на Эн, на Цапко и Юсупова. – Нам нельзя останавливаться! – Лезть на рожон эта… тоже нельзя. – Юсупов чешет затылок. – Ты же помнишь, что рассказывал Филатов. Посмотрев на Цапко, Ник спрашивает: – Где хранилища с вакциной? – Там, – неуверенно кивает на переливчатый янтарный купол фельдшер. – На нулевом этаже. – Другой вход туда есть? – Должен быть. – Тогда давайте искать. Обойдем здание по пери… Договорить Ник не успевает – реальность вокруг искажается, все прямые линии словно бы расслаиваются, распадаются на пласты, как в компьютерной трехмерной модели. А потом он видит человека, который идет прямо сквозь то, что еще минуту назад было бетоном, кирпичом, стеклом. Идет не спеша, даже устало. Человек одет в грязную военную форму, у него большая круглая голова, лысина, крупный нос и маленькие, прижмуренные глаза. В руке он сжимает вилы. Такие знакомые, филатовские вилы. – Бабай, – пораженно вскрикивает Эн и пятится. Ник и остальные тоже отступают, не сговариваясь, выставляют стволы автоматов. Дело в том, что идущий прямо на них Бабай может свободно заглянуть в окно четвертого этажа – росту в нем никак не меньше десяти метров. – Эй! – кричит Хал. – Абы! Слышишь меня? Бабай не слышит. Мерно переставляя ноги, он идет и идет через расслоившуюся реальность к янтарному куполу седьмого слоя. Ник еле успевает отскочить – огромная ступня, обутая в армейский ботинок, опускается на асфальт совсем рядом. – Он… он живой? – спрашивает Эн. – Может, галлюцинация? – неуверенно предполагает Цапко. Дойдя до купола, Бабай останавливается. Он лишь чуть-чуть, на какие-нибудь пару метров, ниже выпирающей из земли полусферы. Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление, Бабай оборачивается, но смотрит не на людей, а куда-то вдаль. Потом он поднимает вилы и вертикально вонзает их в землю с таким расчетом, чтобы два зубца оказались внутри купола… – Осторожнее, ради Бога, осторожнее! – кричит Цапко, размахивая руками. – Не впихивай, ну что ты делаешь! – А как я ее тебе сюда поставлю, блин! – оправдывается Хал, застывая с белой картонной коробкой у десантного люка тягача. – Тут места не осталось уже. – Значит, ставь сверху, – командует Цапко. – Сверху тоже не влезет, все, под самый потолок забито. – Тогда… – Цапко в отчаянии ломает тонкие пальцы, лицо его страдальчески искажается. Он бежит вокруг «маталыги», заглядывает в передний люк и радостно объявляет: – Тут еще есть место! Давай, давай! – Может, наверху привяжем? – предлагает Ник. – Обязательно, обязательно, – радостно кивает фельдшер. – Физраствор и инъекторы – это наверх. – Вот это всё? – изумляется Ник, кивая на пирамиду коробок и ящиков. – Мы же хотели второй раз приехать. – Мало ли что случится, – опасливо говорит Цапко и рубит воздух ладонью: – Берем всё по максимуму. После того, как на нулевом этаже главного здания РКБ они нашли хранилища с медикаментами, Цапко словно подменили. Куда только девалось его нервная неуверенность, усталость… В фельдшера точно вселился другой человек, энергичный, бодрый и стопроцентно уверенный в себе. |
