Изменить размер шрифта - +


– Всё, конец! – скрипит он. – Они идут сюда. Они… крестный ход… сюда!
– Кто? Какой еще крестный ход? – наперебой спрашивают все.

Подойдя к тягачу, Филатов опирается на гусеницу.

– Монах собрал всех. И людей из Цирка, и из других общин. Он сказал им, что здесь, в червоточине, находятся райские врата. И что все, кто хочет спастись, должны идти крестным ходом и просить апостола Петра пропустить их.
– Какого еще Петра? – Ник спрыгивает на землю. – Они что там, с ума сошли?
– Хуже. И они несут с собой больных. И умерших.
– Что? – страшно кричит Цапко. – Идиоты! Это же стопроцентная вероятность заражения…
– Зачем? – не понимает Ник.
– Чтобы исцелить и оживить.
– Бред!

Хал растерянно моргает, потом говорит:

– Бред – это там, где мы были, блин.
– Далеко они? – спрашивает Ник.

Филатов тяжело дышит, у него дергается небритая щека.

– Танковое училище прошли, – скрипит он. – Через полчаса самое малое будут здесь.
– Идиоты, какие идиоты, – сокрушается Цапко, по-бабьи всплескивая руками.
Он бродит вокруг тягача, нелепый, рассерженный и потерянный одновременно.
– Что же теперь будет? – громко спрашивает Эн.
– Ничего не будет, – резко поворачивается Цапко. – Понимаешь, девочка? Ничего… Тотальное заражение. Они там…. – фельдшер машет рукой в сторону города, – уже все покойники. Если не соблюдать карантинный режим, смертность при чуме достигает девяноста процентов.
– И их никак нельзя вылечить? – напряженным голосом интересуется Ник.
– Если мы провакцинируем всех, изолируем больных и начнем их немедленное лечение, можно будет взять ситуацию под контроль. Но надо…
– Я знаю, что надо делать, – говорит Ник и забирается на тягач.
Он встает там во весь свой немаленький рост, достает монокуляр и надолго застывает, разглядывая заросшую дорогу, ведущую в город.
– Ну, и чё ты придумал? – Хал дергает Ника за штанину.
– Увидишь, – коротко бросает Ник, не отрываясь от монокуляра.

Глава седьмая
ХалОно, конечно, стремно – когда вот так. Все на измене сидят, да мне и самому очково, блин. Я про чуму вообще ничего не знал раньше. Думал, это просто слово такое прикольное – чу-ма. Ну, когда там пацан телке страшной говорит: «Вот ты чума, блин», или наоборот, когда кипиш идет и кто-нибудь потом рассказывает: «Там такая чума началась». Еще другие слова есть – «чумаход», «чумагон», «чуматары», «чучмек». Хотя «чучмек» – это уже другое что-то. Короче, я не думал, что это болезнь, от которой умирают все. А оказалось – это просто капец какая зараза. Так-то я про болезни серьезные знаю немного: СПИД там, гепатит Б или триппер. Еще есть энцефалит, это когда клещ укусит, и мышиная лихорадка, у нас мужик со двора чуть однажды кони не двинул от нее.
Когда Филатов сказал про крестный ход, я ничего не понял сперва, блин. Какой рай, какие врата? А потом, когда все узнали, что больных с собой тащат и на измену крепко присели, до меня дошло – Монах всех перезаражал. Он верит, что Бог поможет и спасет, но в червоточине-то никакого Бога нет, там просто беда какая-то происходит. Я как лицо это в окне вспомню, у меня мурашки по спине бегают, и сразу спрятаться куда-нибудь охота.
В общем, чё делать – никто не знает. Никто, кроме Ника. Ник чё-то придумал, но не говорит никому. Он вообще стал в последнее время борзый какой-то и типа крутой. У нас таким профилактических звездюлей выписывали – чтобы не мастерились, блин.
Быстрый переход