Парадокс заключался в следующем. У газеты было три хозяина. И с десяток наемных работников. Хозяева работали бесплатно. Как и положено владельцам нового бизнеса. В расчете на грядущие барыши.

Наемные работники зарплату получали. Хорошую, но маленькую. Вернее, маленькую, но хорошую.

Итак, хозяева получали моральное удовлетворение.

Наемники - скромную зарплату.

Я же был личностью парадоксальной. Психологически - хозяином. Юридически - наемником. Хозяином без собственности. Наемником без заработной платы.

Держался соответствующим образом. Требовал у хозяев отчетности. Давал советы руководству. Изнурял Бориса Меттера соображениями дисциплины.

И меня уволили. 5ез всяких затруднений. Поскольку я был в юридическом смысле - никто.

Я ушел. Ко мне присоединился творческий состав. Мы уговорили господина Дескала из "Руссика" финансировать "Новый свет". Газета просуществовала месяца два.

Затем господин Дескал купил "Новый американец". Предложил нам вернуться. Обещал творческую свободу. И я вернулся.

Вы скажете:

- Хорош! Его обидели, а он вернулся. Где же твое чувство собственного достоинства? Я отвечу:

- "Новый американец" был моим любимым детищем. Предметом всех моих надежд. Пышно выражаясь - делом жизни. Известен ли вам предел, где должен остановиться человек, цепляющийся за свою жизнь?!..

Дальше все было очень просто. Творческая свобода оказалась мифом. Все остальное не имело значения.

Зарплату наконец платили. Из песни слова не выкинешь.

Повторяю, для меня это значения не имело. К этому времени я уже что-то зарабатывал литературой.

И я ушел, на этот раз по доброй воле.

Господина Дескала я не виню. Он бизнесмен. Плевать ему на мировую культуру. На русскую - тем более. Он зарабатывает деньги. Это его право.

Он мне даже чем-то симпатичен. Такой откровенный деляга. Глупо было надеяться, что средний американец - Воннегут.

Мы предъявили Дескалу ультиматум. Свобода - или уходим.

И я ушел. Это все...

Газета стала этнической, национальной. Через месяц сотрудникам запретили упоминать свинину. Даже в статьях на экономические темы. Мягко рекомендовали заменить ее фаршированной щукой...

Лишь Вайль и Генис по-прежнему работают талантливо. Не хуже Зикмунда с Ганзелкой. Литература для них - Африка. И все кругом - сплошная Африка. От ярких впечатлений лопаются кровеносные сосуды... Но пишут талантливо. Из песни... Впрочем, я это уже говорил...

С газетой покончено. Это была моя последняя авантюра. Последняя вспышка затянувшейся молодости. Отныне я - благоразумный и нетребовательный литератор средней руки.

("Средняя рука" - подходящее название для мужского клуба...)

Два года я писал свои "Колонки редактора". Мне кажется, в них отразилась история третьей эмиграции. Если не история эмиграции, то история газеты. Если не история газеты, то история моей взыскующей души.

Переписывать их я не решился. Ведь наши глупости, срывы, ошибки - это тоже история. Так что печатаю все как есть,

О некоторых высказываниях я сожалею. Иные готов вытатуировать у себя на груди...

Я назвал свою книжку - "Марш одиноких". К сожалению, мы были одиноки даже в нашу лучшую пору. Одиноки мы и сейчас. Только каждый в отдельности...

Предисловие мое затянулось. Скоро утро. Как сказал бы Моргулис:

"Дымчато-серым фаллосом мулата встает под окнами заря..."

Отпирает свою лавочку торгующий газетами индус. Даже он, представьте себе, знает, что я - бывший редактор "Нового американца".

МЕСЯЦА ТРИ НАЗАД...

Месяца три назад я посещал ювелирные курсы. Там же занимался и английским языком. Преподавательница Кэтрин любила задавать неожиданные вопросы. Помню, она спросила:

- Как ты думаешь, будет война? Я ответил:

- Война уже идет.