|
п. По признанию Павлова: «Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период боевых действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне». Он совершенно верно отметил: «Основной причиной всех бед считаю огромное превосходство танков противника и его новой материальной части и огромное превосходство авиации противника». На заключительном заседании подтвердил свое прежнее показание: «Вторая причина поражения заключается в том, что работники штаба фронта, в том числе и я, и командиры отдельных соединений преступно халатно относились к своим обязанностям, как до начала военных действий, так и во время войны».
Между прочим, на следствии Павлову предъявили обвинение и в государственной измене, участии под руководством Уборевича в заговоре с целью свергнуть Сталина. Оказывается, было известно, что соответствующие разговоры вел с ним Мерецков, когда они были в Испании. Кроме того, Павлов был поклонником военного таланта Уборевича. И первое, и второе Павлов признал, но участие в каком-либо заговоре и тем более действия в пользу Германии категорически отверг. В приговоре такое обвинение было опущено. Напрашивается вывод: Мерецков специально вел подстрекательские разговоры с Павловым, проверяя его отношение к Сталину, советской власти. Об этой «работе» он, судя по всему, докладывал вождю. Результаты такой проверки были сочтены удовлетворительными; Павлов получил высшую награду страны и повышение по службе. Однако он умолчал о предосудительных высказываниях Мерецкова, а потому остался в числе не вполне благонадежных. Прошлые «прегрешения» припомнили, присовокупив к обвинениям в крупных просчетах во время начавшейся войны. Закрытый суд над этими командирами был отчасти показательным. И хотя вина их была немалая, все-таки наши поражения были вызваны в первую очередь объективными обстоятельствами, во-вторых, недостатками разведданных и, в-третьих, непредусмотрительностью руководства (главным образом Сталина), ожидавшего основной удар гитлеровцев на южном фронте. В общем, все произошло так, как планировали Гитлер и его Генштаб. В дневнике генерал-полковника Ф. Гальдера от 5 декабря 1940 года приведены замыслы фюрера: «С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в “мешках”... Начиная с определенного момента, как это было в Польше, из строя выйдут транс- 338
порт, связь... и наступит полная дезорганизация... Предполагаемый срок начала — конец мая». ...Огневой шквал, который обрушили немцы на наши позиции, лавины танков, сметающие все на своем пути, рев моторов на земле и в воздухе, грохот взрывов... Немногие необстрелянные солдаты и офицеры способны выдержать такое, не поддаваясь растерянности и панике. Врагов было в 3—4 раза больше, а техника у них была лучше нашей. К тому же, как признал Павлов, из 600 огневых точек было вооружено, и то не полностью, 189. И еще. Как показал этот генерал: «Боеприпасы были, кроме бронебойных. Последние находились от войсковых частей на расстоянии 100 км. В этом я виновен, так как мною не был поставлен вопрос о передаче складов в наше распоряжение». На присоединенной в 1939 году территории Западной Белоруссии и Украины, в Прибалтике было немало немецких шпионов и сочувствующих фашистам. Сюда были заброшены диверсанты. Германский генштаб был хорошо осведомлен о наших недостроенных оборонительных сооружениях, о расположении частей и т.п. А за несколько дней вермахт прошел и прежние, на старой границе, оборонительные редуты. Их чаще всего даже не успевали привести в боеготовность. И хотя действиями Западного фронта руководили знающие и опытные Тимошенко и Шапошников, выправить катастрофическое положение они не смогли. И неудивительно. «На всех направлениях своих главных ударов, — свидетельствует Г. |
