Я считаю, Герди — классная, что бы там о ней на корабле ни болтали. Она даже ко мне никого не ревновала, хотя до моего появления все младшие офицеры корабля безраздельно принадлежали ей — всю дорогу от Земли до Марса. Я ее монополию нарушила, но она не обиделась и приняла меня тепло, как женщина женщину. О жизни и мужчинах я от нее уже узнала больше, чем от мамы за всю прежнюю жизнь.
Не поручусь, но могу допустить, что мама немножко наивна в вопросах, составляющих основную часть познаний Герди. Превосходя большинство мужчин в инженерном деле, женщина тем самым обедняет другую сторону своей жизни, ведь так? Лично мне этой стороной не мешало бы всерьез заняться: женщина-космонавт может заспециализироваться не меньше инженера, а в мой Генеральный План не входит приобретение статуса старой девы.
Герди раза в два меня старше и тоже слишком молода для подобравшейся на борту компании, однако мое присутствие заставляет-таки ее чаще вспоминать о своих морщинках у глаз. С другой стороны, в сравнении с моей, пока еще не оформившейся, фигурой, ее зрелые формы смотрятся еще лучше, почти как у Елены Прекрасной. И, как бы там ни было, мое появление снизило давление на нее со стороны сплетников — теперь у них есть еще один объект для перемывания косточек.
Чего они только ни выдумывают! Я сама раз слышала, как про Герди говорили, будто мужчин у нее в жизни было больше, чем носовых платков.
Если и так, у нее, надеюсь, остались приятные впечатления.
А развеселые вечера в нашем огроменном танцзале! Дважды в неделю, по вторникам и субботам, на протяжении всего полета. Часы показывают 20.30, и все дамское «Общество Поддержки Нравственности На Должном Уровне» рассаживается у стеночек, точно на поминках. Дядя Том тоже здесь — еле уговорила его — и до невозможности представителен в вечернем костюме. Я надела выходное платье — оно теперь уже не такое девчачье, как тогда, когда его видела мама, помогая мне выбирать его в магазине; за закрытыми дверями я над ним поколдовала. Даже Кларк «почтил присутствием» — больше нигде ничего не происходит, а он боится пропустить что-нибудь интересное. Смотрится он просто здорово, я им горжусь. Пришлось-таки голубчику надеть фрак, иначе на бал не пустили бы.
У чаши с пуншем трутся полдюжины младших офицеров. В шике парадных френчей чувствуют они себя малость неловко.
Вот капитан по каким-то лишь ему ведомым критериям выбирает одну из вдовиц и приглашает ее на танец. Двое мужчин идут танцевать со своими благоверными. Дядя Том предлагает мне руку и ведет в центр зала. Двое-трое младших офицеров следуют примеру капитана. Воспользовавшись всеобщим, дух захватывающим возбуждением Кларк совершает налет на чашу с пуншем.
А Герди не приглашает никто.
И не случайно. Сам капитан, по моим агентурным данным, отдал приказ, гласящий: ни один корабельный офицер не подходит к мисс Фитц-Спаггли, прежде чем не протанцует по меньшей мере с двумя прочими партнершами (кстати, после вылета с Марса и я подверглась той же почетной дискриминации, что и Герди).
Это ли не доказательство, что капитан является Последним из Абсолютных Монархов?
Итак, по залу кружатся шесть или семь пар — грандиозное, по здешним масштабам, количество! Во весь вечер не будет больше в зале такой тесноты! Кресла заняты на девять десятых; по залу свободно можно раскатывать на велосипеде, и танцующим это ничуть не помешает. Вдовушки наши — точь-в-точь «вязальщицы Робеспьера», только гильотины в центре зала не хватает.
Музыка стихает. Дядя Том провожает меня на место и приглашает на танец Герди — на него, как на Оплатившего Проезд, приказ капитана не распространяется. Но я все еще вне игры, а потому иду к чаше с пуншем, отнимаю у Кларка кружку, приканчиваю ее и говорю:
— Пошли, Кларк. Так и быть; учись, пока я жива.
— Да ты что, это ж вальс…
Или ли-хоп, шасси, файв-степ; каким бы ни был танец — обязательно он выше его способностей. |