|
Она негромко радостно вскрикнула и по-кошачьи прильнула к нему. Несчастный заморыш! Мартин все вглядывался в эту картину далекого прошлого. По коже поползли мурашки, как в то вечер когда она приникла к нему и сердце его согрела жалость. Какая серая картина, все склизко серое, и под моросящим дождем склизкие камни мостовой. А потом лучезарное сиянье разлилось по стене, и, заслоняя ту картину, проступило, замерцало бледное лицо Руфи в короне золотых волос, далекое и недосягаемое, как звезда. Он взял со стула книги -- Браунинга и Суинберна -- и поцеловал их. "А все равно- она мне сказала прийти опять",-- подумал он. Еще раз глянул на себя в зеркало и громко, торжественно произнес: -- Мартин Иден, завтра первым делом пойдешь в библиотеку и почитаешь, как полагается вести себя в обществе. Понятно? Он погасил свет, и под тяжестью его тела заскрипели пружины. -- И еще надо бросить сквернословить, дружище, надо бросить сквернословить,-- сказал он вслух. Он задремал, потом заснул, и такие ему снились диковинные сны, какие может увидеть разве что курильщик опиума. Глава 5 Наутро он проснулся и после радужных снов очутился в парной духоте, все пропахло мыльной пеной и грязным бельем, сотрясалось от дребезжания и скрежета тяжких будней. Выйдя из своей каморки, Мартин услыхал хлюпанье воды, резкий окрик, громкую затрещину -- это задерганная сестра отвела душу на кем-то из своих многочисленных отпрысков. Вопль малыша пронзил Мартина как ножом. Он ощутил, что все, даже самый воздух, которым он дышит, мерзко, низменно. Как далеко это от красоты и покоя, которыми полон дом Руфи. Там мир духовный, здесь -- материальный, и притом низменно материальный. -- Элфрид, поди сюда,-- позвал он плачущего малыша и полез в карман брюк за деньгами, он держал их небрежно и тратил с той же легкостью, с какой жил. Сунул мальчонке монету в двадцать пять центов, прижал его на минутку к себе, хотелось унять его слезы. -- А теперь беги, купи леденцов, да смотри поделись с братьями и сестрами. Купи таких, чтоб сосать подольше. Гертруда подняла разгоряченное лицо от корыта и глянула на него. -- Хватило бы к пятицентовика. Всегда ты так, не знаешь цену деньгам. Теперь малый объестся, живот заболит. -- Ничего, сестренка, -- весело возразил Мартин.--Над моими деньгами трястись нечего. Доброе тебе утро, и поцеловал бы, да ты вот занятая. Быть бы с сестрой поласковее, хорошая она, и по-своему его любит. Но с годами она все больше становится на себя не похожа, бывает, ее не поймешь. Тяжкая работа, куча ребятишек, сварливый муж -- наверно, из-за всего этого она так переменилась. И вдруг -- Мартину вообразилось, будто все ее существо вбирает в себя что-то от гниющих овощей, вонючей мыльной воды и замусоленной мелочи, которую она принимает за прилавком. |
