Дыхание у Мучмана замедлилось, и утром Мендельсон сказал, что, скорее всего, он впадает в кому. Мне ничего не оставалось, как только лежать на животе и, глядя на Мучмана, ждать. Я думал об Инге, но больше о себе. В Дахау с покойниками не церемонились - сожгут в крематории, и дело с концом. Но, наблюдая, как желтуха уносит Курта Мучмана, разрушая печень и селезенку, я размышлял о Германии, о том, как коричневая зараза постепенно расползается по ней. Только здесь, в Дахау, я смог оценить масштабы бедствия, которое настигло мою родину, и так же, как Мучман, она не могла рассчитывать на морфий, когда боль станет совсем невыносимой.

* * *

В Дахау было несколько ребятишек, чьи матери отбывали здесь наказание. Некоторые родились здесь и не знали другой жизни. Они бегали по территории лагеря, и охрана их не трогала. Кое-кто из эсэсовцев даже привязался к этим детям, позволяя ходить, где им вздумается, за исключением больницы. Хотя, конечно, непослушных наказывали.

Однажды Мендельсону пришлось скрывать у себя малыша со сломанной ногой - он играл в лагерном карьере и упал с большой высоты. Мендельсон наложил ему шину и спрятал под койкой. Но на третий день за ним явились эсэсовцы, и малыш так испугался, что проглотил язык и задохнулся.

Когда мать пришла в больницу проведать ребенка и узнала обо всем, Мендельсон, естественно, стал ее успокаивать, внешне сохраняя спокойствие, но после ее ухода я слышал, как он тихо плакал.

* * *

- Эй, ты спишь?

Я вздрогнул, услышав голос снизу. Не то чтобы я спал, но, задумавшись, как-то отвлекся. И теперь упрекал себя за то, что не заметил, как Мучман пришел в сознание, и в результате потерял драгоценное время. Я осторожно спустился вниз и встал на колени перед его койкой, поскольку сидеть еще не мог. Лицо его от боли исказила гримаса, и он схватил меня за руку.

- Я вспомнил.

- Да? - Я уже приготовился выслушать его исповедь. - И что же ты вспомнил?

- Где я видел твое лицо.

Сердце у меня бешено забилось, но я постарался сохранить безразличие. Если он учует, что я работал в полиции, мне можно проститься с надеждой выйти отсюда когда-нибудь. Человек, побывавший в тюрьме, никогда не станет союзником полицейскому. Да останься мы вдвоем на необитаемом острове, он и тогда плюнул бы мне в лицо.

- Так где же это было? - Я вставил ему в рот недокуренную сигарету.

- Ты был штатным детективом, - прокаркал он, - в отеле "Адлон". Я однажды заглянул туда по одному делу. - Он был явно доволен собой. - Ну как, я не ошибаюсь?

- У тебя хорошая память. - Я помог ему прикурить. - Это было довольно давно.

Мучман нахмурился.

- Ты не беспокойся, я никому не скажу. А все-таки ты служил в полиции?

- Ты сказал, что у тебя было какое-то дело в "Адлоне".

- Я вскрывал сейфы.

- Не помню, чтобы в этом отеле когда-нибудь грабили сейф, по крайней мере, пока я там работал.

- Это потому, что я ничего не взял, - с гордостью заявил он. - Конечно, сейф открыл, но там ничего стоящего не было. Абсолютно ничего.

- Так я тебе и поверил! "Адлон" набит богатыми, а у них всегда при себе разные драгоценности. Так не бывает, чтобы сейф в "Адлоне" - и ничего интересного.

- Ты прав. - На лице у него появилось что-то вроде румянца. - Просто мне не повезло. Дело в том, что там были такие вещи, которые я никогда бы не сумел продать. А какой тогда смысл брать? Только хлопоты лишние, когда придется избавляться.

- Что ж, верю, и такое, наверное, случается.

- Не хочу хвастать. Но в моем деле лучше меня никого не было. Я мог вскрыть любой замок. Бьюсь об заклад, ты думаешь, что я богач.

- Может быть, и богач. Но что толку, если сидишь в концлагере?

- Да я потому и должен скрываться, что слишком богат.