— Что ж, — не смутился Сент-Ив, — кое-какие из тех зверюшек выжили, чтобы поведать мне повесть о своей печальной судьбе, как выразился бы мой друг Джек. Почти два года, пока последнее из этих бедных созданий не покинуло наш мир, я изучал мышей в полях, окружающих владения лорда Келвина, и в итоге обнаружил волну чудовищных мутаций и раковых опухолей. Вот вам моя теория, она крайне проста: то, что вы называете «ничем не сдерживаемой клеточной активностью», в действительности представляет собой неконтролируемый процесс деления клеток. Может, сравнение этого процесса с двигателем правомерно, а может, и нет — не в том суть. Главное — эту машину вообще нельзя больше запускать, тем более ради такой пустяшной цели. Ради всего святого, оставьте судьбу Нарбондо на усмотрение Всевышнего.

— Пустяшной, говорите? — возопил Парсонс. — Мне глубоко начихать на мерзавца Нарбондо! Подумайте о том значении, какое может иметь этот опыт! С одной стороны, несчастный Хиггинс, целиком посвятивший себя изучению физики низких температур. С другой — Нарбондо, всю жизнь изучавший химию. Да, он чудовище, не спорю, но что с того? Нужно быть крайне недальновидным ученым, чтобы не увидеть благ, которые сулит их совместная работа для будущего всего человеческого рода. И именно машине лорда Келвина суждено возвестить о наступлении этого славного будущего. Иными словами, мой корабль уже подходит к причалу, и я намерен ступить на его борт!

Завершив эту речь, Парсонс хватил кулаком о ручку кресла. А затем вдруг прикрыл глаза и свесил голову на грудь. Резко встряхнулся, промямлил, что его, мол, неодолимо клонит ко сну, и захрапел в бороду. Как видно, добавить к сказанному ему было уже нечего.

При виде крепко спящего Парсонса я вспомнил о собственной постели и, сладко зевнув, собирался откланяться, как Сент-Ив вскочил вдруг на ноги, бросил на колени Парсонсу заранее составленное письмо и воскликнул: «Пора!» После чего разбудил Хасбро, который, поднявшись, сразу направился к двери.

— Ты идешь или нет, Джеки? — спросил профессор.

— Иду, наверное. Но куда мы направимся? И почему сейчас?

— Нас ждут в Дуврском проливе. Ты сможешь вздремнуть в лодке.

С этими словами он бросился в номер Парсонса, вернулся оттуда с охапкой одежды академика, и мы нырнули в ночь — вышли черным ходом и, миновав волнолом, сели в стоящую на приколе лодку. Хасбро вставил в уключины весла, взмахнул ими — и нас поглотил клочковатый туман.

Плыли мы долго, качаясь на волнах, пока перед нами не возникла темная громада небольшого парового траулера. Причалив к нему с негромким стуком, мы взобрались на борт, лебедкой втащили лодку, подняли якорь — и вот уже я вежливо здороваюсь с родственниками Хасбро: пылкой тетушкой Ади и дядюшкой Ботли, седым владельцем траулера. На маленькой барже за нашей кормою покоился тот самый водолазный колокол, который мы похитили из льдохранилища незадолго до полуночи.

Сент-Ив усыпил беднягу Парсонса, подмешав снотворное снадобье в бутылку минеральной воды, из которой угощал ученого секретаря. В своем ликовании от одержанной победы Парсонс принял достаточно, чтобы беспробудно проспать до полудня. Мы попадем в нужную точку пролива задолго до него, буксируя колокол, а там…

ПАРСОНС РАССТАЕТСЯ С НАМИ В ВЕСЬМА ОРИГИНАЛЬНОЙ МАНЕРЕ

Для заурядного участка пролива здесь было довольно оживленно: не менее полудюжины судов встали на якорь на приличном удалении от залегшей на дно дьявольской машины. К самой машине был прицеплен буй, что позволяло издалека наблюдать за ее поведением — не выпустить из виду и не подойти слишком близко. Мы без колебаний направились прямо к невидимой границе, которую охраняли сторожевые корабли Академии.