Панель управления колокола тоже была рассчитана на одного, и Сент-Ив изучал ее всю дорогу от Стерн-Бей. Наша с Хасбро решимость в случае чего умереть рядом с ним была для Сент-Ива сущей обузой: в подобных доказательствах дружбы он не нуждался.
И вот он ушел вниз, в темные морские глубины. В один из механических захватов колокола мы вложили связку взрывчатки, тщательно обернутую в лист каучука, запечатанный битумным лаком. Заряд был снабжен часовым механизмом. У Сент-Ива и в мыслях не было «разоружить» машину: он с самого начала собирался взорвать ее к чертям собачьим, с каковой целью и похитил у Хиггинса колокол.
Пролив был блаженно спокоен — только легкая рябь от ветра на невысоких, плавно катящих волнах. Скользя в дубовых блоках, канат медленно разматывался, уходя в глубину, и мы смотрели, затаив дыхание, как колокол уменьшается в размерах, приближаясь к огромной черной тени внизу. Признаться, я был удивлен, увидев под собою обширную, в несколько акров, тень на дне. Лишь затем до меня дошло, что это не сама машина, а окружившая ее груда железа — ржавеющие на морском дне обломки крушений, смятые в один ком на песчаном мелководье.
Именно по этой причине Сент-Ив не прибег к самой очевидной тактике: привязать к пакету со взрывчаткой кусок железа покрупнее, да и скинуть «посылку» за борт, встав над обломками. Нет, в таком случае пакет мог оказаться притянут к остову затонувшего судна, а взрыв не причинил бы машине никакого вреда. Профессору требовалось опуститься на саму машину либо расчистить путь к ней, орудуя «руками» колокола, и разместить взрывчатку прямо на ее корпусе, иначе все старания пошли бы прахом. Восемь минут для такой задачи — срок, прямо скажем, мизерный.
Тут канат дал вдруг слабину и начал собираться кольцами на поверхности. Колокол за что-то зацепился — за саму машину или же за обломки корабля. Мы все застыли, как статуи, вперившись взглядом в свои карманные часы.
Вы, должно быть, думаете, что минуты так и мелькали? Ошибаетесь: они буквально ползли. Дул легкий бриз, по небу скользили облака, в отдалении качалось на тихой воде кольцо кораблей, и никому на их палубах и в каютах не могло и в голову прийти, кто, нацепив бороду и парик, изображает Парсонса. Хасбро вслух отсчитывал минуты, а дядюшка Ботли стоял на лебедке. При счете восемь мы втроем уперлись в нее спинами. Канат резко натянулся и задрожал, разбрасывая брызги, застонали и закряхтели блоки. Колокол медленно поднимался… Мало-помалу он рос в размерах и вскоре выскочил из моря, как гигантская пробка. Сквозь потоки воды мы увидели внутри силуэт Сент-Ива; пакет со взрывчаткой исчез. Наша миссия завершилась либо успехом, либо фатальной неудачей, что в тот момент не казалось столь уж важным.
Кран втащил колокол на палубу, дядюшка Ботли закрепил его, мы с Хасбро как следует налегли на весла и, скажу без лишнего хвастовства, придали барже хороший ход. Ничто так не подгоняет человека, как осознание чертовской важности его трудов — и ожидание неминуемого взрыва, само собой.
С кораблей донеслись приветственные крики. Я снял шляпу и помахал ею в ответ, при этом мой парик чуть не унесло ветром. Прихлопнув его головным убором, я возобновил свое театральное представление, благодаря чему мы благополучно миновали кордон и пришвартовались к траулеру. Забравшись туда, мы взяли баржу на буксир и отправились восвояси.
Конечно же, мы не оставили Сент-Ива в колоколе. В последнюю минуту он выбрался оттуда, рискуя быть замеченным с кораблей оцепления. «Поторопимся», — просто сказал он и скрылся внизу; я поднял рупор, направил в сторону ближайшего судна, где у лееров выстроились в ожидании моих распоряжений с полдюжины моряков, включая капитана или кем он там был. Старательно изображая голос Парсонса, чему немало способствовал медный раструб, я передал капитану надлежащие указания: дескать, мы привели в действие процесс разоружения машины, но прежде чем навек затихнуть, она доведет мощь своих электромагнетических импульсов до предела. |