Изменить размер шрифта - +
Но, когда я лихорадочно потащила её встать - вот тут она начала оживать и сама потянулась помочь мне поставить её на ноги. Вот ведь, а!.. Встать ещё хочет...

И, когда мы, обе, покачиваясь от усилий удержаться на ногах, встали на этой треклятой середине дороги, машина Арсения вынырнула из-за куста. Метров двадцать до нас. Не успеет затормозить! На такой скорости! Будто его метелью несёт! Хуже того!.. Метель закружила вокруг машины, будто специально лепя вокруг него снежную преграду чтобы водитель не видел, что там, на дороге, происходит! Ему дали только два-три мгновения с самого начала поворота - увидеть, что на дороге кто-то есть!

Чуть не воя от ужаса, я ладонями в спину швырнула Боську на обочину и сама, постоянно оскальзываясь, кинулась следом. Из последних сил прыгнула, оттолкнувшись от края колеи. Сильный порыв ветра от промчавшейся машины резко опахнул меня, падающую в сугроб, рядом со свалившейся Боськой.

Где-то позади, на скользкой дороге, завизжали тормоза...

Пока, уже плача от счастья, я копошилась в сугробе, чтоб хотя бы сесть, кто-то бесцеремонно сорвал с меня шапку. Волосы тут же взметнуло снежным ветром. Оглянувшись, изумлённая, я застыла: рядом со мной сидела Боська, с моей шапкой в руках, но... С лица, внезапно тонкого и строгого, на меня сияли огромные глаза...

- Искандера?!

Она коротко улыбнулась, бросила мне на колени мою мальчишескую спортивную шапку и снова повалилась спиной на снег. Я быстро села на колени в мокрый снег, повернулась заглянуть в лицо... уже Боськи - оплывшее, опухшее, с мутными глазками... Бормочет что-то сердито, беспорядочно двигая руками в попытках встать...

- Пацан!

По дороге изо всех сил бежал Арсений, отчаянно перепуганный.

- Пацан, ты жив?!

Он бросился в сугроб, к нам с Боськой, - и вдруг остановился, тяжело дыша, не замечая, как за спиной одна за другой останавливаются машины, из которых вылетают Лёшка и Никитос, а за ними ещё машины, которых сегодня для предновогодней, предпраздничной Трассы слишком много... Остановился, глядя только на меня...

Лёшка с силой оттолкнул Арсения, чуть не уронив его в снег, кинулся ко мне, подхватил подмышки, ставя на ноги и обнимая, и с угрозой зарычал в лицо ему:

- Сеструху - не трожь!

- Что...

Он произнёс это шёпотом. Совсем беззвучно. И, кажется, только я прочитала по губам, что именно он сказал. Но, сама ошеломлённая, снова спряталась лицом на груди брата. И только сейчас меня начало трясти.

От Лёшкиных объятий я чуть не задохнулась, но не пискнула ни словечка. В них было хорошо. Спокойно. Безопасно. Тепло. Отчего трясти меня не перестало, но я завозилась в руках брата, стараясь повернуться к Арсению. Лёшка из объятий не выпустил, но меня понял. Дал возможность повернуться. Только от себя не отпускал - сам дыша охрипло, гладя меня по заснеженным волосам, время от времени вспоминая, что ещё надо бы с меня самой стряхнуть снег. Но всё машинально, а в иную секунду мне даже казалось, что он не осознаёт своих действий - от облегчения, что я жива.

Арсений не ушёл. Он всё стоял там, на дороге. Худой и заросший щетиной, усталый. Кажется, его самого трясло от пережитого - слишком высоко держал подбородок, коротко и тяжело выдыхая... И не сводил с меня глаз. Кого он видел? Погибшую в зимней аварии сестру? Меня?

К нему подбежали Виталий и Володя, но взглянули на него, на меня и промолчали - только встали по сторонам от него. С пути наших столкнувшихся взглядов вообще уходили все. То ли понимали, то ли инстинктивно освобождали. И почему-то все молчали, хотя мельком и возник страх, что вот-вот все набросятся на очумевшего диванщика...

Толпа народа собралась вокруг меня и Лёшки. Некоторые удивлённо глазели на меня - это же Ванька? Был... А некоторые уже соображали, кто та девчонка, что танцевала с Лёшкой танго, зажигая на вечеринках байкерской базы... И кто тот братишка, что всегда присутствовал на закорках Лёшкиного кавасаки.

Быстрый переход