У двери Омендап остановился.

– Здесь можно говорить спокойно, – шепнул он. – Дерево толстое. – Он легонько похлопал по двери. – И здесь нас не услышат шпионы ни из сада, ни с балкона.

– Что вы хотите мне сказать?

– Кое-что о поездке божественного фараона в Саккару. Вам известно, что он провел там около трех дней. Так вот… – Он перевел дух и продолжил скороговоркой: – Я спросил Ипувера после его возвращения, что произошло. Он ответил, что ни чего особенного не происходило, если не считать того, что фараон ночью куда-то уходил. По словам Ипувера, фараона сопровождали только Аменхотеп и Менелото.

– Изменилось ли что-нибудь в поведении Менелото или Ипувера после возвращения?

Омендап покачал головой.

– Я говорю с вами, Амеротк, как мужчина с мужчиной. Божественный фараон страдал от падучей болезни. У него были разные видения. Я – солдат. Мое дело сражаться с его врагами, а он может делать, что пожелает. Если ему захотелось выйти ночью, чтобы принести жертву или помолиться на звезды – это его дело.

– Так почему умер Ипувер?

– Не знаю. И поэтому я здесь. Он был одним из моих офицеров, великодушный и храбрый, как лев. – В глазах Омендапа заблестели слезы. – Ему не пристала смерть от змеиного укуса, как будто он какая-нибудь старуха. Ему следовало умереть в бою!

– Это все, что вы хотели мне сказать? – Амеротк опасался, что окажется втянутым в разговор, от которого бы пахло изменой.

– Нет, я пришел сказать вам две вещи или даже три, – причмокнув, добавил Омендап и придвинулся к Амеротку, так что судья явственно почувствовал запах пива. – Но прежде, господин Амеротк, хочу, чтоб вы знали: я и мои офицеры не полностью определились в своей преданности. Но когда я буду знать, кто убил Ипувера, мы примем решение. И если дело дойдет до кровопролития, низвания, ни приятные разговоры на пирах не смогутникого защитить. – В такт своим словам Омендап похлопывал Амеротка по груди своим серебряным топориком.

– Вы упомянули сначала о двух вещах, а затем обещали сказать о чем-то третьем, – холодно на помнил Амеротк. – Говорите, я тороплюсь.

– Я не собирался угрожать.

– А я и не думал, что собирались. Так что же вы имели в виду?

– Во-первых, после Саккары Ипувер не изменился, чего не скажешь об Аменхотепе. Он редко посещал заседания совета, а когда приходил, то вид у него был неряшливый. Как-то раз мне даже показалось, что он пьян. Во-вторых, Ипувер не сказал ничего, разве вот только об этом Омендап развязал маленький кожаный мешочек, висевший у него на поясе, достал оттуда маленькую красную фигурку и протянул Амеротку. Судья подошел с ней к одной из алебастровых ламп. Фигурка была высотой в палец и изображала мужчину-пленника, у которого руки были связаны за спиной красным шнурком, и такой же шнурок охватывал лодыжки.

– Красные ленты бога войны Монту, – заключил он.

– Верно, – подтвердил Омендап. – Жрецы также связывают щиколотки и запястья пленных перед тем, как их предадут смерти.

– Колдовство. Это дело рук продавца амулетов или заклинателя.

– Это знак, – пояснил Омендап. – Предупреждение от рыжеволосого Сета, бога разрушения. Это не просто глина. Может быть, это земля из могилы, смешанная с грязной кровью женщины и мышиным пометом. Подношение демону.

– Это получил Ипувер?

– Нет, но что-то наподобие этого. – Омендап выхватил фигурку у Амеротка.