Держа самострел на плече, пригибаясь, подошел Владигор к частоколу. Бревна заостренные, впритык друг к другу врытые, хорошенько рассмотрел и ни единой даже царапины от когтей не заметил.

«Неужели волк перемахнул через частокол? — изумился Владигор. — Какого же он роста должен быть?»

Перелез через палисадник и снова следы увидел. Теперь уж пошел по ним, но чуть-чуть в сторонке, чтобы волку охоту не перебить в следующий раз идти старым своим путем. Вот уж и тропинка, что парень указал. Вела она, по его словам, к избушке изгнанного из городища Кривы-бочара. Удивлялся Владигор, каким огромным был след — едва ль не с конское копыто. Долго шел по лесу, наконец почуял запах дыма.

Стал осторожнее, пошел медленнее, не забывая на следы смотреть. На полянке избушка неказистая стояла, без трубы, топившаяся, видать, по-черному. Дверь распахнута была, и чад очага из нее валил. Приметил Владигор, что как-то странно стали петлять волчьи следы, будто кружился зверь на одном месте, и тут же виднелись следы сапог, словно человек боролся с волком и натоптали они тут вместе, а ближе к избушке уж вовсе не видно было волчьих следов.

Притаился Владигор, стал из-за кустов наблюдать за домом, из которого слышалось бряканье посуды и чье-то негромкое пение. Долго ждал, но наконец дождался. На порог вышел невзрачный с виду человек с ушатом, помои вынес, выплеснул их прямо у входа в дом, назад вернулся, и подумал Владигор: «Неужто этот мозгляк плюгавый, гриб-сморчок может превращаться в волка? Нет, что-то здесь не то. Не оборотень он. А может, держит волка у себя, приручил его да и посылает по ночам душить детей?»

Вдоль тропинки лесом пошел он в городище, дорогой думая, как бы того волка изловить. Вырыть яму? Силок поставить? С мечом возле тропы сидеть? Наконец придумал. В городище купил крепких сыромятных ремешков, провизией запасся, не обращая внимания на недоброжелательные взгляды жителей, — некоторые не могли сдержать гримасы отвращения. Никому не говорил Владигор о цели своего пребывания в городище.

Снова отправился он на тропу, что вела к жилищу Кривы-бочара. Вначале поставил свой шатерчик, утвердив его на шесте высоком. Ветками и сучьями обложил его, чтобы со стороны тропы не так заметен был. После мечом срубил осинку, вырезал колышки и вкопал их в землю в двух шагах от тропки, за жиденьким ореховым кустом. Самострел на колышках пристроил так, чтобы стоял неподвижно на расстоянии в локоть от земли и чтобы пущенная им стрела угодила прямо в голову или брюхо волка. Когда начало темнеть, взвел тетиву самострела, на ложе стрелу уложил, а к спусковому крючку привязал тонкую, но крепкую бечевку, перекинул ее через тропу и на другой стороне привязал к стволу березы, — всякий, кто коснулся бы бечевки, немедленно был бы пронзен стрелой. Но человеку, если тот вздумал бы ночью по тропе гулять, стрела только в ногу бы угодила, волка же сразила бы насмерть…

Но ни в первую, ни во вторую, ни даже в третью ночь никто не прошел по тропе. Владигор терпеливо ждал, сидя в своем шатре. Днем снимал бечевку, опасаясь, что кто-нибудь из случайных путников наткнется на нее и будет пронзен стрелой, а вечером вновь натягивал ее с упорством охотника, желающего во что бы то ни стало ценной дичью завладеть. С мечом и ремнями наготове не спал, прислушиваясь к каждому шороху лесному.

Но прошла еще одна ночь, минул еще один день, и все больше беспокоился Владигор, что не там устроил он засаду, что волк, учуяв его присутствие, другой дорогой побежит в городище, в обход, а он, как охотник-недотепа, останется ни с чем.

Настала пятая ночь. Небо тучами затянуло, луны не видно было, и дождь накрапывал, стучал по натянутой холстине шатра, мешая слушать звуки леса. Но дыхание бегущего зверя и тихие удары тяжелых лап о землю Владигор все-таки услышал. Приближались эти звуки, слышнее становились. Волнуясь, Владигор взял в руки ремни, чуть полог шатра приоткрыл.