— Говори, Велигор! — не выдержала Путислава, боясь за жизнь любимого человека. — Она убьет тебя!
Еще несколько мгновений промедления могли закончиться для Велигора смертью. Лезвие кинжала все сильнее вдавливалось в кожу, но властный голос, громко прозвучавший где-то у самого входа в пещеру, заставил Кудруну отдернуть руку, державшую оружие:
— А ну-ка брось кинжал, Кудруна! Не лишай Синегорья законного правителя и князя!
Все, даже Велигор, все еще удерживаемый Кудруной за подбородок, повернули головы. В пещере стояли Любава и несколько дружинников с обнаженными мечами. Сестра Владигора быстро подошла к Кудруне и, решительным движением вырвав из ее руки кинжал, сказала:
— Не знаю, за что ты хотела убить сына Светозора, но сделать тебе я это не позволю!
Каждый, кто был в пещере, был словно громом поражен, услышав о том, что Велигор — сын Светозора. Все молчали, но сильнее всех был удивлен сам Велигор. Понимая, что без объяснения не обойтись, Любава, устало опустившись на лавку, заговорила:
— Да, у Светозора был еще один сын, от рабыни. Когда малютку Велия везли в Поскреб, лесные тати перебили всю охрану, и кормилица бросила малютку в кусты. Там и нашла его потом ведунья. У нее княжий сын жил до отрочества, а после… сам стал татем. И потому я здесь, что Ладор уж занят борейцами. Ладорцы изгнали Владигора. Что же делать? Но у княжества есть прямой наследник Светозора. Это — Велигор! Оттого-то я и здесь — звать на княжение тебя пришла. А ты уж, Владигор, прости меня за это. О Синегорье печалуюсь…
И Любава, поднявшись с лавки, низко поклонилась брату.
Все смотрели на Велигора и видели, что скорбным стало его лицо. Какие-то мысли боролись в нем одна с другой. Нахмурясь, он потирал лоб, по щекам текли капли пота. Затем медленно полез он за пазуху, достал висевший на шнурке круглый серебряный знак. Как бы размышляя вслух, пробормотал:
— Да, меч и две перекрещенные стрелы. Ну, видно, сам Перун разум у меня отнял!
Сказал — и вышел из пещеры, но отсутствовал недолго. Вскоре вернулся, и все увидели, что держит он в своей руке глиняную фигурку человека. С ней подошел он к Владигору, спросил:
— Разве не понял ты, когда три дня бранил жену свою, что делаешь это против своей воли, по воле злых чар?
— Нет, не уразумел, — ответил тихо Владигор.
Велигор пристально, глядя брату прямо в глаза, сказал с болью и тоской:
— Не знаю, простишь ли ты меня, когда узнаешь, что я тебя, брата моего, извести хотел?
— Прощу, ты же брат мой, — по-прежнему тихо и так же глядя в глаза брату, молвил Владигор.
И увидели все, как выдернул из глиняной головки Велигор железную иголку, и тут же за голову свою схватился Владигор и застонал, лицо же его при этом стало еще более страшным. Но вот уродливые черты лица прояснились, руку от головы Владигор убрал, и улыбка ненадолго осветила ужасное лицо.
— Все, нет больше боли, и злобы тоже нет, — сказал он. — Прежним стал!
Обеими руками князь обнял брата и трижды поцеловал его.
5. Исчезновение урода
Пришла зима, и скалы покрылись снегом, который скрадывал их очертания, напоминавшие прежде то вставшую на дыбы лошадь, то голову великана.
Дружинники Любавы нашли пещеры для жилья неподалеку от места, где обитали двое мужчин и три женщины: братья, Кудруна, Любава и Путислава. Всем им предстояло коротать время у костров, покуда не кончится снегопад и они не спустятся в долину, чтобы начать движение к Ладору. Зверья повсюду было много, и люди не голодали. Тяжелее приходилось лошадям, потому что единственным кормом для них была пожухлая трава, которую дружинники откапывали из-под снега. |