Встал на краю. Крыльями взмахнул, пробуя их силу, — зашумели, вселяя в Велигора надежду. Путислава шептала:

— Любый мой, Стрибогу помолись, поможет! Поднимет тебя, перенесет через реку!

Упрямо ответил Велигор:

— Нету Стрибога никакого! Верю только в силу свою!

Так сказал и, оттолкнувшись от края обрыва, с напряжением великим замахал крыльями своими, направляя тело вперед, уподобляясь стреле или аисту, ноги в полете вытягивающему, и казалось ему сначала, что летит он, и радость великая чуть не разорвала сердце его, сердце человека, уподобившегося птице. Горы желанные уже видел он, но вдруг покачнулись они, приблизились резко, а потом стали отдаляться, и вот уже в глазах замельтешили барашками волны бурной реки, все быстрее и ближе, так что ветер в ушах засвистел…

Обожгла его тело ледяная вода и хлынула в рот, и лишь тогда понял Велигор, что не долетел до берега. Стал биться о воду крыльями своими, на поверхность выбраться удалось, голову высунул, но рукомесленное его крыло успело намокнуть, в глубину тянуло, и не было сил сбросить его, прочно привязанное к руке ремешками. А поток все нес его, крутил, и не видел и не слышал Велигор, как рыдала Путислава над обрывом, как заламывала руки, потому что никого еще столь сильно не любила девушка, как спасителя своего с лебединым крылом. И темнеть стало в глазах Велигора, и зазвенели в ушах колокольцы…

Глаза открыл и голову приподнял — увидел, что лежит на камне, поросшем мхом. Вдруг лицо над ним явилось: приветливо, но без улыбки смотрели на него чьи-то почти бесцветные глаза. Раздался голос:

— Очнулся?

— Да, очнулся, — молвил Велигор, еле шевельнув губами. — Не утоп, выходит?

— Выходит, не утоп, — ласково улыбался старичок с реденькой бородкой, безусый, правда.

— Как же выплыл?

— Да я тебе помог. Видел, как ты с обрыва сиганул, крылами своими, точно подбитая ворона, замахал да и камнем в воду. Перевернулся еще, пока летел. Я ж тебя потом, как плыл ты на меня, успел за крылышко-то и ухватить, а не поспей, так и лежал бы ты где-нибудь на дне реки, за камень подводный зацепившись. — Старичок усмехнулся: — Что ж тебя подвигло, витязь, птице уподобиться? Али ты природу человеческую, слабую и тварную, перегнуть в свою сторону решил? Ась, не слышу? — И старичок руку лодочкой к уху приложил.

— Сильным себя ощутил, думал, что все могу… — вздохнул Велигор.

— Сильным! — махнул рукой старик. — Слабым себя чувствовать должен, тогда всех перехитришь. Я вот с рождения тщедушен был, каждый меня бивал, щелкал да обижал, а я терпел, терпел, да и сюда ушел, в пещеру. Науку тайную изучил, ведовство — недаром Веденеем зовусь…

— Веденеем?! — воскликнул Велигор, приподнимаясь на постели.

— Ну да, Веденеем, и все-то я знаю, оттого и сильным себя считаю, и крыльев на руки свои цеплять не стану, хе-хе-хе!

Велигор был рад. Он далее не чувствовал огорчения от несчастливого своего полета, но захотел немедленно проверить, точно ли Веденей силен своей наукой.

— Ну а коли ты такой всемудрый, то скажи, как я крылом лебединым обзавелся? — спросил он старика.

— Как? — даже обрадовался вопросу Веденей. — А Крас-чародей за обиду тебя им наградил. Спросишь еще, что ты в Пустене делал?

— Спрошу!

— А Кудруну, дочку Грунлафову, стрелами своими завоевать хотел, да не получилось, Владигору она досталась.

— Все верно, — был поражен Велигор. — Ну а зачем же я к тебе поехал, и кто меня к тебе послал?

— Острог послал, знахаришка жалкий, травник, — его маленько я как-то поучил.