Его развеселило, как Андрей ожил после первого же бокала. Даже такие знакомые глаза его заблестели по-новому, а во взгляде появилось нечто шальное. Он позволил себе даже громко расхохотаться над бородатым анекдотом, который рассказал пристроившийся к ним старый трагик. Тот слыл первым весельчаком в труппе, но всех новичков в компании проверял старыми байками. Угадав, что Зыкову можно повторить весь запас историй, Павел Петрович оживился и вцепился в молодого человека.

— Я вас покину на минуту, — рассеянно сказал Кузминский, который заметил долгожданное появление «примы» — Зинаиды Мичуриной.

Ее рыжие пышные волосы и звонкий смех тотчас приманили всех мужчин, как актеров, так и зрителей. Алексею уже не раз довелось испытать, как этот огненный водопад струится ему прямо на лицо, когда он лежит в постели, а она улыбается ему сверху. И ощущения были, надо сказать, незабываемые. Он подумал, что и сегодня ночь с Зинаидой могла бы стать достойной наградой триумфатору. Ему захотелось немедленно увезти ее к себе, но Алексей понимал, что Мичуриной необходимо насладиться всеобщим восхищением, за тем и пришла. Если он лишит ее этого, она будет не в духе, и тогда ничего особенного Алексей не испытает. А ему хотелось потрясения.

На утро, Кузминский уже предугадывал это, ему захочется поскорее избавиться от громкоголосой бездарности, которая проложила себе путь к славе, перескакивая из одной постели в другую. И ей устраивали хвалебные рецензии, в газетах, пышные бенефисы… Тогда как он всего добивался только своим талантом.

«Зато мне есть за что уважать себя», — подумал он, целуя перчатку Зинаиды. При других она не выделяла его, опасаясь неудовольствия своего нынешнего покровителя — известного заводчика Курицына. Дежурная улыбка скользнула по ее надменному лицу, не слишком красивому, но ухоженному. И Алексей не был бы актером, если не ответил ей тем же. Это задело Зинаиду. Она нахмурилась и проследила за ним сердитым взглядом.

Отвернувшись, Кузминский удовлетворенно усмехнулся: «Все, попалась. Сегодня она будет моей. И будет стараться поразить меня!» И тотчас он встретил другой взгляд, в котором читалось неподдельное страдание. Не понимая, в чем дело, Алексей шагнул к Зыкову и под предлогом, что хочет представить его Мичуриной, увел от надоедливого трагика.

— Простите, что бросил вас с этим несносным стариком, — попросил он. — Но я обязан был поздороваться с мадам… У нас свои правила игры, вам не нужно их знать.

— Вы ее любите? — неожиданно прошептал Андрей.

Кузминский выразил неподдельное удивление:

— Люблю?! Да Бог с вами! Разве ее можно любить?

— Да ведь она настоящая красавица!

Алексей невольно оглянулся, точно уже подзабыл, как выглядит Мичурина.

— Красавица, верно. Только это красота хищницы, вы не находите? Такая красота способна привлекать лишь потенциального самоубийцу. А мне хочется жить, представляете?

Рассмеявшись, он вручил Зыкову очередной бокал.

— А давайте, знаете что, выпьем на брудершафт? Если вы не против, конечно, перейти на «ты» с простым актером… — Кузминский посмотрел на него пристально, чтобы заметить малейшие признаки неприятия.

Но Зыков, если и залился краской, то скорее от радости, Алексей угадал это по тому, как юноша опять начал заикаться от волнения:

— Как можно… С вами? Это такое счастье…

— Тогда будем на «ты», — объявил Алексей и обвил руку, которая показалась ему слишком неразвитой для мужчины.

Осушив бокал, он расцеловал Андрея в обе щеки и рассмеялся: таким ошарашенным тот выглядел.

— Да что с тобой? Ты такой поклонник моего таланта? Не можешь поверить, что мы стали друзьями?

— Не могу, — шепотом признался Андрей.