Смерть Жофре не печалила только Наригорм. Что бы ни происходило вокруг, девчонку было ничем не пронять. В отличие от своих сверстниц Наригорм не испытывала ни малейшего интереса к малышу, словно для нее он уже умер. Иногда меня пугал ее взгляд – Наригорм смотрела сквозь Карвина, словно не видя его. Теперь Осмонд всегда брал девочку с собой на охоту, проводя больше времени с ней, чем с собственным сыном. Впрочем, даже его пугало, с каким удовольствием Наригорм убивала мелких зверушек. Однако Зофиил утверждал, что детям свойственно радоваться, поймав птицу или рыбу. Для них это всего лишь игра.

После возвращения в лагерь с мясом и вином Зофиил страшно возгордился. С преувеличенной скромностью он пересказывал историю своего триумфа. Уж лучше бы хвастался – тогда его высокомерие было бы легче вынести.

Когда луна залила бледным светом овраг и длинные тени легли поперек, настроение Зофиила испортилось. Он затравленно оглядывался по сторонам, вцепившись в нож на поясе. Впрочем, все мы с наступлением темноты крепче сжимали кинжалы и посохи. И было от чего. Ночь принадлежала волку.

Лунный свет окрасил кромку холма серебристым сиянием. Все замерло, только потрескивал огонь да река с шелестом катила свои воды по каменистому дну. Внезапно меня охватило чувство, что я снова нахожусь среди холмов моей родины. Лоснящиеся выдры охотились на речных перекатах, а вода была такой ледяной, что немели пальцы. От сладкой черники, которую мы горстями запихивали в рот, синели пальцы и язык. И ветер – чистый и пьянящий, сбивающий с ног зимой, а летом пахнущий молодым вином! Глупо мечтать об этом, но внезапно мне до смерти захотелось – пусть и в последний раз – снова упиться этим простором и свежестью.

Что‑то большое мягко и беззвучно скользнуло по краю зрения. Раздалось уханье – филин вылетел на ночную охоту. Сигнус поежился и плотнее закутался в плащ.

– А что, если волк почует запах туши на крыше повозки?

– Скорее всего, запах крови приведет его туда, где мы ее разделывали, – ответил Осмонд.

Чтобы не привлекать падалыциков, мы оттащили тушу подальше от лагеря, но сейчас нам казалось, что мы отошли недостаточно далеко. Сигнус бросил взгляд в сторону соседнего оврага, однако там стояла непроглядная темень.

– А если запах приведет его в лагерь?

– Не приведет, – усмехнулся Зофиил. – Все, что ему нужно, он найдет на месте.

– Но там ведь только трава, испачканная кровью. Она лишь разожжет аппетит волка! – Голос Сигнуса слегка дрожал.

– Я оставил ему мяса.

– Хорошо, если это отвлечет волка сегодня ночью, но что, если он двинется за нами, привлеченный легкой добычей?

– Поверь мне, камлот, сегодняшняя трапеза будет его последним ужином. Мясо отравлено волчьим ядом. Неужто ты вообразил, будто я решил просто с ним поделиться! Волк ли, оборотень – любой, кто решит полакомиться этим мясом, не доживет до утра!

– Оборотень?

– Разве не ты, камлот, рассказывал нам историю про оборотня? Разве твой шрам не доказательство, что они существуют?

– Волчий яд? У тебя был с собой яд? – спросил Родриго.

Казалось, он только сейчас осознал, что означают слова Зофиила.

Фокусник тихо рассмеялся.

– Ты считаешь меня убийцей? Нет, я взял траву у знахарки. Морозник хорошо растет у воды и помогает при укусах ядовитых тварей и оборотней.

– Она дала тебе яд? – Мне не верилось, что знахарка могла поделиться отравой с таким человеком, как Зофиил.

– Ну, скажем так, ей пришлось дать мне яд.

– Что ты с ней сделал? – Осмонд вскочил на ноги.