Я понял, что тишину нужно срочно нарушить, пока она не превратилась в стену между нами.
— Знаешь, — начал я, стараясь придать голосу непринуждённость, хотя внутри всё сжималось от волнения, — а что будет, если твои отец или мать узнают о нас?
Виктория повернулась ко мне, и лунный свет отразился в её глазах. Она горько улыбнулась.
— Это будет катастрофа…
— Катастрофа? — переспросил я, пытаясь внести лёгкость в разговор. — Как глобальное потепление или отмена кофе по утрам?
— Даже хуже, — вздохнула Вика. Её улыбка погасла, голос звучал встревоженно. — Как если смешать оба и добавить землетрясение.
Я хотел пошутить, но заметил движение среди веток. Телохранитель Виктории наводил на нас камеру телефона.
— Кажется, у нас появились фанаты, — кивнул я в сторону шевелящихся кустов. — Наш поцелуй, кстати, весьма некстати, успели запечатлеть на камеру.
— Будут большие неприятности, — Вика тяжело вздохнула.
— Чем могу помочь? — спросил я, чувствуя, как внутри поднимается волна решимости. Я надеялся, что есть способ всё исправить.
— Проблемы будут не у меня, — она сделала шаг ближе, её глаза сверкнули. — А у тебя.
Её губы снова коснулись моих, и на мгновение мир исчез. Вкус её поцелуя был сладким и острым одновременно. Затем, отстранившись, она прошептала:
— Ну что, пора возвращаться?
— Пожалуй, — согласился я, ощущая холод ночи. Сняв свой плащ, я нежно накинул его ей на плечи. — Не хочу, чтобы ты замёрзла.
Вика кивнула, и мы пошли по тропинке вниз с холма. Лунный свет освещал нам путь, играя на траве и создавая иллюзию звёзд под ногами.
— Я подумаю, что можно сделать, — тихо сказала Виктория, нарушая тишину. — Нужно что-то предпринять. Отец явно вернётся домой после таких вестей, и, боюсь, очень скоро.
— Он всегда так реагирует? — спросил я, пытаясь узнать больше о человеке, который, судя по всему, собирался сделать мою жизнь… интереснее.
— Отец не терпит непослушания. А мать… Она не менее страшна в гневе, чем он. Они идеальная пара, если говорить о семейном тоталитаризме. Так что тебе нужно уехать. Я боюсь за тебя.
— Я никогда ни от чего и ни от кого не убегал, — твёрдо ответил я, мотнув головой. — И не собираюсь начинать сейчас.
— Интересно, это смелость или глупость? — вздохнула она, и тревога мелькнула в её глазах.
— Обычно эти два качества идут рука об руку, — усмехнулся я. — Так что, скорее всего, и то, и другое.
Мы продолжили путь, и она всю дорогу рассказывала мне про своих родителей. Оказалось, они были не только влиятельными, но и крайне принципиальными людьми. В голове мелькнула мысль, что я вляпался в ситуацию похуже, чем обсуждение политики на семейном ужине.
Когда мы вернулись к её дому, нас встретили слуги с лицами, словно мы наступили им на любимые тапочки. Мы сделали вид, что ничего не произошло, хотя это было так же бесполезно, как пытаться спрятать слона за тонкой занавеской.
В следующие дни мы старательно скрывали наши встречи, наслаждаясь каждым мгновением. Но мысли о том, что задумал её отец, не давали покоя. Ждать долго не пришлось: день икс настал.
— Он уже здесь, — сообщила Вика, побледнев. — Отец вернулся. Ты всё ещё можешь уехать.
— И пропустить встречу с твоим отцом? Никогда. Я ведь не только глуп, но и любопытен.
— Твоё упрямство когда-нибудь тебя погубит, — она покачала головой.
— Возможно, — согласился я. — Но пока я жив, буду следовать своим принципам.
К нам во всём этом домашнем переполохе, когда слуги носились туда-сюда, готовясь как полагается встретить неожиданно вернувшегося господина, подошла Маша. |