– Будем надеяться, что все получится, – сказал Фабель.

– Вот черт! – пробормотал Шольц, глядя через плечо Фабеля. Тот обернулся и увидел плотного мужчину лет пятидесяти, направлявшегося по коридору в их сторону. Было видно, что он привык командовать. Когда он приблизился, Шольц представил Фабелю начальника полиции Удо Кеттнера.

– Мы оказались в очень щекотливой ситуации, Бенни, – сказал Кеттнер. – И потенциально весьма неприятной. Похоже, с доказательной базой у вас не все благополучно.

– Он собирался напасть на Тансу, – заявил Шольц.

– Это будет трудно доказать.

– У нас есть запись, – заметил Фабель.

– То, что у вас есть на пленке, герр Фабель, может быть расценено как полностью соответствующее характеру объявления, данного им. Он может заявить, что арест был произведен в результате провокации, устроенной следствием. Кроме того, он будет утверждать, что не сделал ничего предосудительного, поскольку, будучи неженатым, встречался с молодой женщиной для возможной физической близости по обоюдному согласию.

– Это все адвокатские увертки, – сказал Шольц.

– Они уже задействованы, – мрачно подтвердил начальник полиции Кеттнер. – Мне позвонили через тридцать минут после ареста Людеке. Они собираются оспорить законность ареста, ссылаясь на то, что его подставили.

– И как нам быть? – поинтересовался Шольц.

Кеттнер ухмыльнулся:

– Пользоваться телефоном умеют не только адвокаты Людеке. – Он протянул Шольцу бумагу. – Я решил, что небольшая помощь со стороны прокуратуры может ускорить дело. Вот ваш ордер на проведение экспертизы ДНК. Но, ради Бога, Бенни, сделай все по правилам!

Фабель, Тансу и Шольц устроились в кабинете обер комиссара. Из угла на них молча взирала последняя версия «бычьей» карнавальной маски. Время от времени Шольц угрюмо поглядывал на нее.

– До «бабьего» четверга осталось восемь дней, – заметил он. – Я очень надеюсь, что Людеке окажется тем, кого мы ищем. Но если ДНК не совпадет, дело – совсем дрянь.

– Даже если и совпадет, то мы сможем обвинить его только в нападении и изнасиловании Веры Райнарц, – заметил Фабель. – Не вызывает сомнений, что он сексуальный садист с предрасположенностью к каннибализму, но без признания и других улик мы никогда не свяжем его с убийствами. А судя по самонадеянности Людеке и заоблачным гонорарам его адвокатов, на признание нам рассчитывать явно не приходится.

– Обыск ничего не дал. Его кабинет и квартиру перевернули вверх дном, но там все чисто, – уныло заметил Шольц. – Больше всего меня злит, что инструменты, используемые им для вырезания кусков мяса, может быть, у нас под самым носом. Я никогда не сталкивался с подозреваемыми, чья работа заключалась в том, чтобы потрошить трупы. Это сплошной кошмар для криминалистов. И почему эта Вера Райнарц, или Андреа Сэндоу, или как там она предпочитает себя называть, не сохранила хотя бы одно из этих чертовых писем!

– Но и тогда это связало бы его только с нападением на нее, – возразил Фабель. – А чтобы связать его с убийствами, мы должны опираться на образ действий преступника: на использование галстука для удушения жертв и укусы. У нас же пока только косвенные улики. Послушайте, Бенни, возможно, нам никогда не удастся доказать его причастность к убийствам, но если мы засадим его за нападение на Веру Райнарц и изнасилование, то по крайней мере уберем его с улиц города в «бабий» четверг. Мы добьемся приговора суда, и несколько предстоящих «бабьих» четвергов он проведет в тюрьме. Если, конечно, ДНК совпадет.

Их разговор прервал Крис Файлке, чье бледное лицо подростка выглянуло из за двери.