|
Она долго блуждала с радостно колотящимся сердцем, пытаясь найти свою гостиницу по номерам домов, но кто-то бестолковый, а может быть, вечно пьяный пронумеровал дома в непо-стижимой трезвому уму закономерности… Наконец поверх толпы, над фонарями, над витрина-ми она прочла разухабистую неоновую вывеску: «У ангела» – это оказался большой шумный ресторан, забитый публикой, и она испугалась, что Саша все напутал и ей теперь некуда при-ткнуться, но вдруг (все происходило мгновенно, хотя и плавно и нереально, как по течению сна) за углом ресторана различила еще одну боковую дверь и ринулась к ней. На этой стеклянной двери тоже было написано «У ангела» и для наглядности нарисованы скрещенные крылышки, подозрительно смахивающие на долгопалые, долгопятые мужские но-ги… «Да это притон! – сказала она себе весело. – Меня тут ограбят, убьют, столкнут в канал, и дело с концом. Смерть в Венеции!» Но за входной дверью оказался небольшой грязноватый холл, проходной, – во всяком слу-чае, мимо то и дело проскакивали официанты из ресторана, – справа в неглубокой нише при-ткнулась давно не крашенная стойка, и вверх на этажи уводили узкие высокие ступени, с кото-рых клочьями свисало затертое ковровое покрытие некогда бордового цвета. Под лестницей она разглядела сваленные небольшой горкой дрова. Выходит, где-то и камин был… Все это ее вос-хитило. – Синьор, – с ощутимым удовольствием выговорила она почти уже привычно, подойдя к обшарпанной стойке. – Для меня тут заказан номер. И назвала фамилию. Забавно, что портье, молодой человек лет двадцати пяти, напомнил ей беспутного двою-родного брата Антошу, погибшего много лет назад от передозировки героина. То же узкое под-вижное лицо с густыми бровями, те же «уленшпигельские» складки в углах насмешливого рта и меткий взгляд уличной шпаны. Он посмотрел на экран компьютера (все-таки эта вездесущая электроника неуловимо оск-верняет собой такие вот старинные дома, надо бы запретить…) и любезно улыбнулся: – Буона сера, синьора. Ваш номер – сто двадцать седьмой. Пятый этаж. Оставьте паспорт, я верну его завтра утром. Она взяла ключ и вдруг спросила, сама не зная почему: – Как вас зовут? Он замешкался, принимая ее паспорт, глянул из-под густых бровей и сказал наконец: – Тони… Антонио. Она удовлетворенно кивнула (так легким кивком подбородка поощряет на репетиции ре-жиссер – актера, нашедшего удачный жест или интонацию) и стала подниматься по крутым ка-менным ступеням вверх. Ожидая увидеть тесную клетушку недорогой европейской гостиницы, она отворила дверь и замерла на пороге: это была скромных размеров зала с рядом высоких, закрытых ставнями окон, с просторной, в стиле модерн, кроватью, плетеными креслами, зеркальным шкафом… «В чем же причина такой дешевизны? – подумала она озадаченно… – Вероятно, в отсутствии „мест уединенных“…» Но рядом со шкафом обнаружила еще одну дверь, толкнув которую совершенно остолбе-нела: еще одна зала, поменьше первой, – огромная, на львиных ногах ванна, биде, два зачем-то умывальника и зеркало в золоченой раме от пола до потолка. Старая стертая керамика, прерыви-стые стебли по золотистому полю, кое-где треснувшие плитки, но все облагорожено желто-ватым обливным светом трех бронзовых ламп. Сказки Шехерезады, таинственный караван-сарай по дороге в Византию. – Убьют непременно! – сказала она вслух с удовольствием. – Труп выбросят в канал. И дом – притон, и портье – разбойник… Господи, какое счастье, Антоша, Антоша… Пропащий, так нелепо любимый брат всегда был особой болевой областью ее судьбы. Втайне она считала, что эта боль послана ей в противовес слишком благополучной личной жиз-ни и слишком гладкой, слишком удачной научной карьере. |
