Что ей сказать? Сознает ли она вообще его присутствие?
– Но нельзя убивать себя, если остаются другие дети... Страдание– часть жизни. Не так ли?
Таким же тоном она могла бы произнести: «Не хотите ли еще кекса?»
Поскольку папоротник молчал, Шиб осторожно произнес:
– Да, к сожалению.
– Бабуля приехала, – послышалось позади них.
Шиб чуть не подскочил. Это оказался Шарль, который подошел совсем неслышно.
– Что? – переспросила Бланш.
– Бабуля приехала, – повторил Шарль.
– Ах да! Вы все готовы? Они проведут вечер и ночь у моей свекрови, – объяснила Бланш, обращаясь к Шибу.
– Бланш, дорогая!
В дверях показалась высокая угловатая женская фигура. Седые коротко подстриженные волосы, кремовая шелковая удлиненная блузка и такие же брюки, широкий кожаный пояс, шейный платок и браслеты от Негтёз, никакого грима, неброские золотые украшения, в ушах– скромные бриллиантовые серьги. Черты лица те же, что у Жан‑Юга, с тридцатилетней поправкой на возраст.
Она подошла к ним и подхватила на руки Энис.
– Ну что, моя сладкая, как дела?
– Я возьму с собой Банни, он хочет посмот'геть «Сто один далматинец», – заявила малышка, размахивая кроликом.
– Ну, если мама разрешит... Пойдем скорей, соберем твои вещи.
Энис вприпрыжку побежала к дверям, за которыми уже исчезли ее братья и сестра. Женщина повернулась к Шибу.
– Леонар Морено, – поспешно произнесла Бланш, – именно он занимался...
Еще одна неоконченная фраза. Похоже, эти люди привыкли изъясняться многоточиями.
– Ах, это вы? Сожалею, что приходится знакомиться с вами при таких обстоятельствах, месье Морено, но Жан‑Юг заверил меня, что вы всецело...
Шиб слегка поклонился. Бланш поднялась.
– Простите, мама, я пойду посмотрю, готовы ли дети.
Бабуля, не говоря ни слова, проследила за ней взглядом, потом перевела взгляд светло‑голубых глаз на Шиба.
– Может быть, я немного старомодна, в чем меня часто упрекает мой сын, – вздохнула она, – но, по правде говоря, я не понимаю... Я нахожу это довольно... как сказать... вы понимаете?..
–Люди очень по‑разному относятся... – сказал Шиб, невольно подхватывая манеру собеседницы говорить незаконченными фразами.
– Да, конечно... И потом, они были так к ней привязаны, так ею восхищались... Бедняжка Бланш... Пережить две потери...
Шиб вздохнул в унисон, скрестив руки на груди и опустив глаза. Ну просто вылитый клерк из похоронного бюро.
Бабуля провела наманикюреннои рукой по глазам и снова вздохнула. В этот момент появилась Аннабель.
– Аннабель, детка! Иди сюда, я тебя поцелую. Ты готова?
– Луи‑Мари ищет свою голубую куртку, – объяснила Аннабель. – Он страшно злится, что не может ее найти.
– Так пусть возьмет другую.
– Нет, он хочет только эту. Он говорит, она приносит счастье.
– Это предрассудок, детка. Вещи не могут приносить счастье или несчастье. Пойдем. Рада была познакомиться с вами, месье Морено, – добавила она. – Не сочтите за оскорбление, но я предпочла бы никогда больше с вами не встречаться.
– Я вас прекрасно понимаю, мадам. Оставшись один, Шиб прошелся по зимнему саду, рассеянно читая таблички, укрепленные возле каждого растения, и глядя сквозь стекло на старинный фонарь, окруженный желтоватым ореолом. Темно‑синий «мерседес» стоял в аллее, и дети по очереди забирались в него, пока Бабуля разговаривала с Бланш. Та обхватила себя руками за плечи, словно ей было холодно. |