Изменить размер шрифта - +
  -  Закурил,  продолжил  заученно:  -  Я,  когда
маленький был, спросил маму  про  отца,  а  она  ответила:  "Твой  отец  -
прекрасный человек. Мы потеряли друг друга  в  революцию.  Нас  разметало.
Люби его, как меня, и постарайся больше никогда не спрашивать о нем".  Вот
и все.
   - Она так одна и осталась?
   - Да. Ей всего сорок три исполнилось. Ребята говорили  в  университете:
"Ничего у тебя подруга". Как воскресенье - на  корты.  Теннис  -  до  пяти
потов. А потом сядет на велосипед, а меня гонит бегом - поэтому я такой...
   Вихрь усмехнулся:
   - Какой?
   - Жилистый, - в тон ему ответил Коля. - А жилистые на излом прочны.
   Вихрь взглянул на  часы,  потер  виски  и  сказал,  сдерживая  нервную,
холодную и назойливую зевоту:
   - Верное соображение. А эсэсмана этого, я думаю, надо убрать.
   - Ты же говорил: выкрасть.
   - Замучаемся. Подумай сам: где его прятать? У партизан? И так людей  не
хватает, а тут этого типа сторожи. Накладно. И потом, как бы  нам  с  этим
гусем главную операцию под  удар  не  поставить.  Если  его  взять,  шухер
подымут, знаешь какой? А так, ты ж сам говоришь, он по  ночам  без  охраны
шляется. Надо будет только имитировать  ограбление,  тогда  все  спокойней
пройдет.
   - Ясно...
   - Ну, пока, - сказал  Вихрь,  -  мы  двинулись.  Надо  бы  нашего  шефа
валерьянкой напоить - у него руки играют, как у склеротика.
   Когда Вихрь со своими людьми уехал и шум  автомобильного  мотора  стих,
Коля потянулся с хрустом и, расхаживая по комнате,  стал  раздеваться.  Он
раздевался так, как всегда делал это в Москве: расхаживая взад и вперед по
своему маленькому кабинету и оставляя на  спинке  стула,  на  столе  и  на
кровати рубашку, майку, носки, брюки. Однажды он был  в  гостях  у  своего
школьного товарища - тот  был  сын  кадрового  военного,  и  в  семье  его
воспитывали по-военному; сам застели  кровать,  сам  заштопай  носки,  сам
выглади брюки, сам свари себе обед. Когда Коля рассказал об  этом  матери,
Сашенька спросила:
   - Тебе это нравится?
   - Очень.
   С того момента, когда сын начал ходить и говорить, Сашенька вела себя с
ним не как с маленьким несмышленышем ("вырастешь -  узнаешь"),  но  как  с
равным себе, живым, думающим существом.
   - Наверное, это очень хорошо и правильно, и если тебе кажется, что надо
расти именно так, по-спартански, по-командирски, - значит, так и поступай,
- ответила она сыну. - Знаешь, мне так никогда и не пришлось ухаживать  за
папой. За мужчиной в доме. Очень приятно ухаживать  за  мужчиной  в  доме,
который раздевается, расхаживая  по  комнате,  и  который  не  сумеет  так
постирать рубашку, как это умею сделать я, женщина.  Наверное,  это  очень
хорошо, когда мужчина умеет красиво погладить брюки, но  мне  это  сделать
для папы или тебя еще приятнее. Понимаешь?
   - А я не вырасту баловнем?
   - Ну, знаешь ли, - ответила Сашенька, - можно стирать себе носки и быть
баловнем.
Быстрый переход