Изменить размер шрифта - +

   - Господин Трауб, это нечестно по отношению  к  завоеванным,  -  сказал
Рогальский. - Право слово, нечестно. Вас пожурят, нас повесят.
   - А что я сказал? - удивился Трауб. - Я сказал, что мы - самая  великая
нация, самое великое государство самого доброго и мудрого фюрера.
   - Важна интонация, - сказал Рогальский.
   - Э, бросьте... За интонацию пока еще не сажают. Если бы я сказал,  что
мы - нация кретинов, несчастное государство, попавшее в лапы идиота, тогда
я первый бы проголосовал за свой арест! Но я-то сказал прямо обратное.
   - С вами день ото дня труднее, - сказал  Юзеф,  -  что  с  вами,  милый
писатель?
   - Я не писатель! Я - добровольный наймит с душой подхалима!
   Трауб поднялся со стула и отошел к столику,  уставленному  бутылками  с
самогоном. Следом за ним поднялся Юзеф.  Он  остановился  возле  Трауба  и
сказал:
   - Господин военный корреспондент, мне нужен чистый аусвайс  для  одного
друга...
   - Дурачок, - ответил Трауб, выпив, - если я ругаю мое государство и его
лидеров, так это не значит, что я готов продавать мой народ, попавший в их
лапы.
   - Каждый народ заслуживает своего правительства.
   - Глупо. Значит, вы в таком случае заслуживаете то, что имеете  сейчас.
Я к вам неплохо отношусь, но спасти от виселицы не  смогу:  Геббельс  меня
теперь не любит. Не лезьте в кашу. Выживите,  это  будет  ваш  долг  перед
родиной. Чтобы  ей  служить,  надо  уметь  выживать.  Побеждает  выживший.
Погибший герой обречен  на  забвение,  выживший  трус  может  стать  живым
героем, когда кончат делать пиф-паф друг в друга.
   - Это вы красиво говорите, Трауб, - задумчиво ответил Юзеф, - но только
мы боремся  против  вашего  правительства,  а  ваш  народ  ваше  проклятое
правительство поддерживает.
   - Я в своей прозе всегда вычеркивал эпитеты. "Проклятое" - это  эпитет.
Двадцатый век смял человека. Сейчас  все  будет  решать  -  помимо  нас  -
великое неизвестное, название которому - _время_.
   - Юзеф! - крикнул с кухни пан Тромпчинский. - Юзеф, дрова кончаются.
   - Простите, я сейчас, - сказал Юзеф и вышел из гостиной.
   На кухне возле двери стоял Зайоцкий. Для пана Тромпчинского-старшего он
был просто Зойоцкий - часовщик и  самогонщик.  Для  Тромпчинского-младшего
это был товарищ Седой. На самом деле он был Збигнев Сечковский - начальник
группы разведки Краковского подпольного комитета  Коммунистической  партии
Польши.
   Юзеф и Седой вышли  во  двор.  Ночь  была  холодная.  Порывами  налетал
студеный  -  не  июньский,  а  скорее  ноябрьский  -  ветер.  Звезды  были
по-осеннему яркие.
   - Юзеф, - спросил Седой, - когда ты в последний раз видел Андрея?
   - Андрея? Позавчера. А что?
   - Погоди. Где ты его видел?
   - В городе.
   - Это ясно. Где именно?
   - Возле магазина пана Алойза.
   - В какое время?
   - В три часа.
   - Он был пьян?
   - Что ты... Нет...
   - Сколько денег ты ему передал?
   - Тысячу злотых, как обещал.
Быстрый переход