|
- Он был пьян? - Что ты... Нет... - Сколько денег ты ему передал? - Тысячу злотых, как обещал. - Куда он пошел после? - Не знаю. Я смотрел, чтобы за мной не было слежки. За ним я не смотрел. А в чем дело? - Погоди. Как он был одет? Не в немецкой форме без погон? - Нет. Он был в сером костюме. - Серая рубашка с красным галстуком? - По-моему, да... Наверняка - да. - Вот так штука... - А что случилось? - В пять часов его видели входящим в абвер. В девять часов он вышел оттуда. - Не может быть... Он ведь прислан красными... Он русский разведчик. - А до часу ночи он пил в казино для немецких офицеров с полковником абвера Бергом. - Что ж мне - пора уходить в лес? - Ты два раза передавал ему деньги? - Да. - Ты ведь ему не говорил, кто ты такой? - Нет. Сказал, что пришел от тебя. - А я для вашей семьи не столько часовщик, сколько самогонщик. Ты с ним не говорил ни о чем? - Никогда. - Как бы не пришлось менять квартиру мне... Ты вне игры, он не знает, кто ты и откуда. Передавал деньги за самогон моему человеку - это убедительно. Ай-яй-яй, какая штука получается... - Ты запрашивал красных? - В лесу кончилось питание для рации. Ладно, иди, проигрывай деньги немцу. Завтра утром я к тебе подойду, может, что прояснится. Во всяком случае, помни: ты передавал деньги моему человеку за самогон, который получал у нас. Для отвода глаз я тебе брошу письмецо с просьбой остаток вашего долга передать пану Андрею. - Хорошо. Седой пожал Юзефу руку и пошел вниз, к дороге. Он всегда прощался и здоровался, очень крепко сжимая руку, чуть дергая ее на себя - будто борец перед началом схватки. Юзеф стоял на крыльце до тех пор, пока не затарахтел мотоцикл на нижней дороге: это значило - Седой уехал. Юзеф достал сигарету и закурил. Он почувствовал, что руки у него дрожат. Но ни Юзеф, ни Седой не знали, что "красный разведчик" Андрей, посланный сюда три месяца назад, имеет кличку Муха и что именно на встречу с ним была заброшена группа Вихря. ОДИССЕЯ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО ГОДА - Я совершал побег из концлагеря возле Аахена раз сто, - медленно говорил Степан Богданов, прислонившись затылком к дощатой стене барака. Коля слушал его, закрыв глаза, и чувство гадливости к себе не покидало его - он ничего не мог с собой поделать - он не верил Степану. Он не верил его рассказу оттого, что встреча их здесь, в Польше, была слишком уж неожиданной, странной, а его учили остерегаться всякого рода незапланированных странностей. - Я перебегал к вагонеткам, - медленно продолжал Степан, - бросался плашмя на уголь, полз вплотную к откаточным рельсам, ждал, когда резанет белым, окаянным светом прожектор, потом забирался в вагонетку и начинал засыпать себя углем. |
