Полыхали казармы на западном острове и торговые ряды на восточном. Русы обрушились с двух сторон огромными силами, а значит, все донесения доглядчиков оказались одним большим враньем. Не Константинополь был истинной целью славянских полчищ. Итиль! И ушедшая в большой поход на север армия, скорее всего, попала в ловушку хитроумных русинов и уничтожена. Помощи ждать неоткуда… В гибели войск Иосиф был уверен полностью — иначе не пропадали бы в степи гонцы один за другим…

Ларисии бились с мужеством обреченных. Вот отбит очередной натиск, и волна врагов откатилась назад. Враги?! Наемники и верные слуги в прошлом! А сегодня — мерзкие предатели, переметнувшиеся на сторону русов. Проклятые степные выродки! Отхлынувшая волна атакующих не стала кидаться на щиты и копья гвардейцев. Нет! Росский строй расступился, пропуская вышедших вперед воинов с самострелами. Теми самыми. Чтобы их добыть, хазары прошлой зимой сложили немало голов, а добыча оказались никчемной безделушкой…

Иосиф вздернул над головой изщербленную саблю:

— Вперед!

Ларисии рванулись на прорыв. Главное — стоптать тонкую линию стрелков, вооруженных никчемным хламом, разорвать строй. И в каменный лабиринт улиц, знакомый до последней пылинки! Не догонят и не найдут!

Остатки отряда мусульман разом повалились на землю. Русы выстрелили. Залпом. Последний каган-бек Хазарии упал позже всех, хотя получил болт первым. Пока падали бойцы мусульманской гвардии, умирающий правитель смотрел на торчащий из нагрудной пластины лучшего византийского панциря толстый хвостовик самострельного болта. «Обманули, — с горечью подумал Иосиф, чувствуя, как уходит из тела жизнь. — И здесь обманули… Это не безделушки…»

Победители уже врывались в беззащитный дворец. Один из русов задержался над телом убитого — сдернул богатый шлем. И с размаху ударил топором по шее, перерубив хрящи и позвоночник. Поудобнее ухватил за длинные, почти женские волосы, и сунул в мешок, стараясь не запачкаться в крови. Обычай, конечно, грязноватый. Но, нет лучшего средства от самозванцев, чем голова каган-бека, выставленная на всеобщее обозрение. А можно отправить в кадке зеленого вина в предательский Царьград. Там тонкость момента оценят по достоинству.

* * *

Город горел… Донч осторожно, одним глазом, выглянул из-за угла мазанки. Узкая кривая улица пуста. Только роется в пыли убежавшая откуда-то курица, да лежит под стеной убитая старуха Парсибит, скорчившись иссохшимся от старости телом. Ну, это не страшно. Будучи живой, Парсибит иногда угощала курагой, а мертвой — вряд ли кинется с голодным рыком, подобно гулю. Так что пусть лежит.

Мальчик махнул Тэтке, девочка подбежала к нему, ухватившись за ладонь Донча крохотной ручонкой, и дети, перебежав через три дома, спрятались за стеной большой юрты. Юрту хозяин обложил саманом, и теперь она немного смахивала на дворец кагана. Если бы его доверили строить косоглазому и косорукому зодчему.

Дети снова выглянули, осторожно осмотревшись. Еще одна перебежка. Главное, не попасться никому на глаза. Воины не будут разбираться. Что свои, что чужие. Хотя, вряд ли чужие слишком отличаются от своих. Что те, что те, предпочитают брать силой, убивая тех, кто осмелится сказать против. Махнут саблей или огреют дубинкой, и все. Ведь ребенок, живущий в Итиле, такой же чужой пришлому росу, как и «местному» лариссию…

Но с другой стороны, никому нет дела до детей в горящем городе.