Но Донч не смотрел на схватку. У мальчика нашлись дела поважнее. Таща за собой перепуганную Тэтку, мальчик бросился к лодке, которую Хасан почти столкнул в воду. И не успел. На берег выскочили всадники.
— Всем стоять! — звонкий голос скачущего первым, отдающий команды на смутно знакомом языке, перекрыл шум схватки. — Бросить оружие!
— Русы! — взвизгнул Али, и арабы бросились к лодке.
Поздно. От стрел не убежишь…
Копья подъехавших русов уставились в грудь спасителю.
— Что здесь происходит? — спросил главный, немного склонившись в седле, чтобы получше рассмотреть мелюзгу, оказавшуюся под копытами.
Мужчина молчал, лишь переводя взгляд с детей на воинов. Скорее всего, не понимал, что ему говорят. А мальчик разбирал каждое слово, так и не забытый язык всплывал в памяти, и от звучания становилось тепло в груди.
— Этот человек защитил нас, — сказал он. — Арабы хотели продать нас в Хорезм.
Всадник внимательно посмотрел на Донча. Потом на спасителя. Неожиданно задал тому вопрос на непонятном языке. Не получив ответа, спросил на другом. На третьем… Наконец, мужчина оживился и ответил. Спрашивающий вскинул от удивления брови и, хмыкнув, сказал спутникам:
— Обалдеть! Шамси из Согдианы. Вот уж кого не ожидала здесь встретить, так это таджика! — только сейчас, по высокому голосу и странному обороту речи, Донч понял, что перед ним девушка. — Дайте коня. Поедет с нами.
Она спрыгнула с коня и ласково спросила угрюмо насупившегося Донча:
— Как тебя зовут?
— Донч. А она Тэтка.
— Откуда ты знаешь язык русов?
— Не знаю, — честно ответил мальчик. — Просто… знаю.
— Сестра?
— Тоже не знаю, — снова признался Донч. — Мы были рабами у судьи христиан. Потом бежали.
— Поедешь с нами? В Кордно, на Русь? Вместе с сестренкой. Заберем в Приют. Там хорошо.
Донч молча кивнул. Уплывать от этой девушки совершенно не хотелось…
— Мама! — вдруг сказала Тэтка и ручонками обхватила шею подхватившей ее на руки воительницы. — Мама!..
* * *
Город горел. Основные пожары остались позади. Сопротивление оборонявшихся сломалось, хрустнув сухой веткой в облитых кольчужной броней руках захватчиков. Те, кому удалось прорваться на левый берег реки, мчались без оглядки. Остальные умирали в безнадежных схватках или складывали оружие, в робкой надежде на милосердие победителей. Отряды русов, разбившиеся на десятки, прочесывали окраины, выискивая прячущихся врагов. Но, к всеобщему удивлению, большая часть армии начала тушить пожары, грозящие оставить от Итиля пепелище. К ним сначала неуверенно, а потом всё смелее присоединялись местные жители, начинающие понимать, что резни не будет. Наверное. Сейчас никого же не рубят. И не насилуют. Наверное, захватчикам хватило жен и наложниц каган-бека. Говорят, у Иосифа их была целая тысяча! Или даже две тысячи! И столько же у Куйи-ал-Ларисия, главы гвардии, и его сына Ахмада!
И последнему глупцу понятно, что раз завоеватели не грабят всех подряд, а гасят огонь и утаскивают с улиц трупы, значит, останутся надолго. Ну что ж, простой люд может жить при любой власти. Особенно тот, кто не видел добра от прошлых хозяев. Ромеи, арабы, хазары, русы… Христиане, мусульмане, иудеи, язычники… Простому земледельцу или ремесленнику всё равно. Лишь бы дети росли здоровыми, власти менялись не слишком часто и с малой кровью, да налогов новых не вводили. А остальное можно сделать своими руками…
В полуверсте от городской черты, проходящей рядом кривых саманных домиков, складывали погребальный костер для погибших при штурме. |