Узников же содержат в тюрьме. В камере. То, что нынешнее обиталище роскошно и по стенам не сочится вода, а узнику не приходится спать на голом камне или охапке гнилой соломы, деля последний кусок хлеба с жадными крысами, по существу ничего не меняет. Разве что прямо говорит о том, что пленители не склонны подвергать пленника излишним мучениям. А еще о том, что им не требуется выбивать из него какие-то сведения.

Впрочем, что сырой подвал, что роскошная комната на пятом этаже донжона. Разница невелика. Чтобы сбежать отсюда, нужен канат в четыре десятка локтей. Или крылья. Но король Германии не похож на ангела или птицу. А простыни тщательно пересчитывает старик-ключник с глазами сторожевого пса. Да и если случится чудо, и из огненного облака вывалится лестница — бежать некуда. И не к кому. Вассалов, сохранивших верность побежденному сюзерену, нет. Все достойные погибли. Остальные попрятались по норам, боясь привлечь к себе хоть малейшее внимание победителей…

Италия, Саксония, Швабия… вся Европа под русами. Весь христианский мир! Нет! Всё то, что было христианским миром, которого больше не существует!

Генрих погиб еще под Аусбургом. Тело нашли под грудой вражеских трупов и опознали лишь по поножам.

Безнадежно больной Бруно оставлен в Магдебурге. В слабой надежде на милосердие и еще в более слабой на чудодейственные лекарства, которые так расписывала людская молва. Если брат и выжил, то он в плену. Или же казнен. С непредсказуемых русов станется. Эти дикие варвары способны вылечить от чумы, чтобы казнить.

Любимая Эдит не придумала ничего умнее, как поджечь часовню, в которой ожидала окончания битвы. Результат стал однозначен и виден даже с такого расстояния… Жену поглотило пламя. И детей. Она обрекла малышей на мученическую смерть. А ведь знала! Знала, что русы не убивают детей. Не могла не знать. При ней же не раз удивлялся странностям врага…

Но имеет ли он право осуждать отвагу жены?! Не сумев найти смерть в бою! Оказался в плену целым и невредимым. Царапины и ссадины не в счет. Единственное утешение, что не поднял руки, трусливо бросив меч. Трудно продолжать бой, когда в шею упирается копье, а по затылку бьет шестопер… Русские дружинники — сами бесы. Не может человек так сражаться. Или может?

Впрочем, эти мелочи неважны перед лицом вечности. Стоит ли продолжать терзаться? Не сегодня — завтра жизнь закончится, а вместе с ней прекратятся и все неудачи…

От невеселых мыслей отвлек скрип двери. Оттон поднял взгляд на вошедшего. Надо же! Князь Ярислейв пожаловал собственной персоной. Почтил присутствием, так сказать… Молодой, лет двадцать пять, не больше.

Досада вспыхнула с новой силой! Его, сумевшего собравшего под свои знамена весь цвет христианского рыцарства, разгромил даже не Великий Князь русов, оставшийся в своей варварской столице, а щенок!

— Приветствую нашего царственного брата!

Ярислейв вежлив. Или правильно будет «Ярослав»? И говорит чисто, будто не русский его родной. Оттон молча кивнул в ответ. Стоящему на краю смерти безразличны церемонии.

— Уже приготовился умирать? — правильно понял рус. — Не слишком торопишься?

— Оставлять мне жизнь — слишком опасно. Мало ли кто захочет сделать символом борьбы плененного врагами короля. Убить — проще. Новомученниками и так полнятся небеса. Одним больше, одним меньше… — равнодушно пожал плечами король. — Благодарю, что не заставили насладиться гостеприимством неапольской тюрьмы.

— Не за что, — улыбнулся рус. — Мои поступки не стоят благодарности. Просто не вижу ни малейшего смысла в издевательствах. Или так жаждется ощутить холод подвала?

Оттон отвернулся, презрительно задрав подбородок.