После чего нити на моих руках ненадолго напряглись. А затем эта мерзость шарахнула по мне какой-то разновидностью ментальной магии. И, пока я ошеломленно моргал, принялась жадно высасывать из меня силы!
Вот же уродище!
Другие медузы до такого не додумались!
Но эта, наверное, какая-то особенная? Или слишком старая? А может, шибко умная? Или все вместе?
Признаться, это открытие до того меня ошеломило, что я целых три секунды потратил на осознание этой новости. После чего мне пришлось поднапрячься, чтобы не оказаться выдоенным досуха, а довершение всего шарахнуть по твари ее же оружием, благо как связаться с чужим разумом, а значит и как дать ему сочную оплеуху я, благодаря Миссе, прекрасно знал.
Какое-то время мы еще боролись, с сопением и молчаливой руганью перетягивая друг у друга жизненные силы. Сопела, естественно, она. Ругался, разумеется, я. Но мало-помалу… по мере того, как Хэнг и остальные кромсали податливое медузье тело, а маг упорно выжигал его огнем, сил у твари становилось все меньше. И сопротивлялась она все слабее.
К тому времени пространство вокруг нас густо заволокло едким дымом. Глаза немилосердно щипало. Вонища в лесу стояла такая, что вскоре волки были вынуждены отбежать в сторону, чтобы не задохнуться. Однако мне и остальным деваться было некуда. Я к тому времени уже был опутан полупрозрачными щупальцами с ног до головы и при всем желании не смог бы оттуда выбраться. А воины остервенело врубались в мягкую плоть своими клинками, злобно шинкуя содрогающуюся тварь и практически по колено стоя в выплескивающейся из нее розовой слизи.
Наконец, она испустила долгий горестный стон и все-таки сдалась, позволив мне безнаказанно вытянуть у нее последние крохи сил. Только после этого розовая дура окончательно обмякла. Я, обожравшись не просто до тошноты, а аж до белых звездочек в глазах, устало брякнулся на землю. Невидимые в дыму воины, судя по чавкающим звукам, еще не поняли, что все закончилось, и продолжали ожесточенно кромсать упрямую тварь. Но мне, честное слово, было не до них. Кое-как выпутавшись из-под тяжелого кокона щупалец, я на карачках отполз в сторону, чувствуя себя так, словно вот-вот взорвусь. Старательно гася рвотные позывы, добрался до первого попавшегося куста. Какое-то время стоял, шатаясь, как тростник в бурю, и тщетно пытаясь переварить то, что так неосмотрительно забрал. Но потом некстати очнулась ото сна магическая печать, и вот после этого мне стало совсем плохо.
Не знаю уж, что там успела скопить в себе проклятая медуза, но в тот момент я понял, что вытягивать у нее столько сил было опасно. Все, что я не тратил, немедленно, неуклонно перерабатывалось в один-единственный вид магии. Я этого не хотел. Честно. Но если раньше мои резервы позволяли хранить в себе достаточно магии, то сегодня они неожиданно переполнились. И то, что должно было бесследно исчезнуть в недрах моего прожорливого организма, впервые в жизни запросилось наружу.
Вот тогда я понял, что именно испытывал император, когда магии в нем становилось слишком много.
Меня буквально распирало от ненужных излишков. Хотелось выплюнуть, выблевать, выдавить из себя эту гадость. Но вместо этого она все копилась и копилась. Резервы уже наполнились до краев, с емкостей давно текло, а сила, которую я забрал у медузы, все не кончалась, из-за чего мне стала грозить реальная опасность захлебнуться.
Да еще в груди снова разгорелся пожар. Печать с такой яростью жгла мне кожу, будто я опять нарушил какое-то правило. Более того, вскоре из-под вдрызг изгвазданной рубахи снова заструился сизый дымок. Мне на кожу словно кипящим маслом плеснули. Я непроизвольно ухватился ладонью за больное место, одновременно зарывшись пальцами второй руки в липкий мох… и в этот момент что-то произошло. Меня словно молния прошила от груди, через прижатую к ней ладонь, а затем через вторую руку, чтобы мощнейшим разрядом шарахнуть в землю.
Раздался беззвучный гром. |