Меня пробрала дрожь. Не будем о волках.

Я приблизился к дядиному столу в надежде порыться в его бумагах или компьютере — найти какую-либо информацию о том, зачем я вдруг понадобился своим родственникам, но вместо него обнаружил распростёртые по столу тонкие листы пергамента цвета луковичной шелухи. Выглядели они так, будто их нарисовал средневековый школьник, проводивший социальные исследования: тусклые зарисовки береговых линий, населённые пункты с названиями на незнакомом мне языке. Поверх них, словно пресс-папье, лежал кожаный мешок.

У меня перехватило дыхание. Этот мешочек был мне знаком. Я потянул за шнурок и выхватил оттуда костяшку домино...

За исключением того, что это было не домино.Шестилетний я мог бы подумать, что это то, чем мы игралис Аннабет.

Но сейчас я понял, что вместо точеккостяшки были изрисованы какими-то красными символами.

На той, что я держал в руке, была изображена ветка или же искажённая буква «F».

Не знаю почему, но сердце у меня загрохотало. Правильно ли я сделал, что пришёл сюда? Стены вокруг меня понемногу смыкались. Мне даже показалось, что та красная Лорда на каменной плите в углу смотрит на меня со злорадной ухмылкой на губах, а её контуры багрятся свежей кровью.

Я устремился к окну глотнуть свежего воздуха. Вдоль центрального авеню растянулся Коммонуэлс Молл - прямая полоса заснеженных стоянок. Голые деревья вырядились в белые рождественские огни. В конце здания, за железным забором возвышалась бронзовая статуя Лейфа Эрикссона; он смотрел в сторону эстакады Чарльз Гейт, расположив ладонь параллельно бровям и будто бы говоря: «Смотрите-ка, я обнаружил шоссе!».

Мы с мамой частенько подшучивали над этим типом. Больше всего доставалось его броне: короткая юбка и нагрудник, похожий на бюстгальтер викингов.

Понятия не имею, что этот памятник позабыл в центре Бостона, а вот любовь дяди Рэндольфа к викингам точно не могла быть простым совпадением. Он прожил здесь всю свою жизнь. Быть может, будучи ещё ребёнком и смотря в окно на Лейфа Эрикссона, дядя частенько размышлял о том, что когда-нибудь и он станет изучать викингов. Ведь парни, которые носят металлические бюстгальтеры, такие крутые!

Мой взгляд опустился к подножию статуи. Там кто-то стоял ... и смотрел прямо на меня.

У вас бывает так, что при случайной встрече вам сложно вспомнить, где вы раньше видели этого человека? Ну, это не тот случай. В тени Лейфа Эрикссона стоял высокий бледный парень в чёрной кожанке, такого же цвета мотоциклетных штанах и остроносых туфлях. Его постриженные ёжиком короткие волосы были ужасно светлыми, почти белыми. Единственным ярким пятном в его образе был красно-белый шарф, обёрнутый вокруг шеи и спускающийся с плеч, словно топлёная карамель. Не будь я с ним знаком, наверняка предположил бы, что он косплеит какого-нибудь персонажа аниме. Но я-то знал правду. Знакомьтесь, это Харт, мой бездомный приятель и по совместительству моя мамочка.

Мне стало немного не по себе и чуток обидно. Неужели он следовал за мной до самого дома? Кто-кто, а нянька мне точно не нужна.

Я развёл руками, как бы спрашивая: «Что ты здесь делаешь?». Харт изобразил жест, словно он выщипывает что-то из сложенной в чашу ладони и выбрасывает вон. После двух лет знакомства с ним я научился довольно хорошо понимать язык жестов.

Он говорил мне УБИРАТЬСЯ ПРОЧЬ.

По нему не сказать, что он сильно волновался, хотя Харт тот ещё конспиратор в плане эмоций. Когда бы мы ни тусовались, он только и делал, что прожигал меня своими бледно-серыми глазами. Небось ждал, когда я уже наконец лопну от злости.

Я потерял драгоценные секунды, пытаясь понять, что он имеет в виду и почему находится здесь, если по идее должен быть на площади Копли.

Харт принялся жестикулировать более интенсивно. Вытянул вперёд обе руки и, выставив указательные пальцы, дважды провёл ими вверх-вниз: «Поторопись».