- Один сулит твоему младшему Удачу и славу!
Зря он это сказал… Оба ворона неожиданно шарахнулись в воздухе, то ли чем-то напуганные, то ли подхваченные внезапным порывом переменчивого морского ветра… А может, властно коснулась их высшая Воля, внятная сердцам птиц, но не простых смертных людей. Смолкло хриплое карканье, и воронов, ставших похожими на две горелые тряпки, унесло в сторону болотистых пустошей. Незаметная усмешка проползла по лицу длиннобородого старика в войлочной шляпе и синем плаще, стоявшего среди толпы на причале.
Было слышно, как один за другим хлопали, расправляясь на ветру, паруса кораблей.
Пока собирали в обратную дорогу гостей, Хрольву было все недосуг хорошенько испробовать дареного жеребца. Хрольв давно стал конунгу родичем и правой рукой, так что дел вечно было без счета. Кто проследит, чтобы на вендские лодьи погрузили достаточно пива и доброй вяленой рыбы? Хрольв. Кто мимоходом рассудит двоих купцов, поспоривших из-за рабыни, оказавшейся глухонемой? Опять Хрольв. Так и вышло, что он всего лишь проехался на беленьком по двору и не дал себя сбросить, когда тот для знакомства начал бить задом, подскакивая на всех четырех ногах. Хрольву понравился сильный и своенравный жеребец, и показалось, что тот, в свою очередь, если не полюбил нового хозяина, то по крайней мере счел достойным противником. Ярлу хотелось еще побаловаться с конем и понять, на что тот в действительности способен, но все не было времени.
На другое утро после проводов посольства Хрольв проснулся с рассветом. Накануне за ужином он несколько раз опрокидывал рог, а потом Гуннхильд долго не давала ему уснуть, без конца говорила о «злом взгляде», будто бы устремленном на него неизвестно откуда. Ярл уважал предвидения жены, но иногда она вела себя странно. Вот и вчера толком не смогла ничего ему объяснить, только плакала, словно двадцать зим назад, когда боялась вот-вот его потерять… С чего бы? Хрольв все пытался ее убедить, что охота на вепря, где он в самом деле едва не лишился ноги, давно миновала. Под утро он, кажется, преуспел, и Гуннхильд уснула. А он, повертевшись в постели, оделся и вышел наружу. У дверей потрепал по ушам бедного Дигральди, распластанного на овчине. Верный пес только вздохнул и лизнул ему руку, моля простить за бессилие, за то, что не может последовать за ним, как всегда.
Во дворе ярл велел зевающему спросонья рабу седлать белого жеребца. Атласный красавец скалился и прижимал уши, а потом чуть не вышиб Хрольва из седла, взвившись на дыбы и без предупреждения прыгнув вперед. Ярлу это понравилось. Он расхохотался и вытянул жеребца гремучей плеткой, подаренной вместе со сбруей. Плетеный ремень мог пробить шкуру насквозь; Хрольв сдержал руку, лишь показал жеребцу - мол, дешевле будет послушаться. Зверь завизжал, для порядка вспорол воздух копытами - и полетел через двор в распахнутые ворота. Ярл сидел цепко. Он знал, что норовистый еще признает его, еще будет встречать ласковым ржанием и лезть носом в ладонь, отыскивая сухарик.
Жеребец притомился и зарысил далеко от крепости, на пустынном берегу, где уже чавкала под копытами болотистая низина.
- Умница, - сказал ярл и похлопал ладонью по белой взмыленной шее. - Ну, отдохни.
Он и сам взопрел от бешеной скачки. Вчерашний хмель начисто повыдуло ветром, зато нога, помятая на охоте и совсем было окрепшая, заново разболелась от напряжения. Хрольв решил не давать ей поблажки. Слез с седла, ослабил подпругу, набросил на спину коню толстый шерстяной плащ. И повел белого домой в поводу. Набегавшийся жеребец растерял непокорство - шел смирно и время от времени тыкался носом в плечо, словно благодаря за заботу.
В южной стороне неба, озаренные утренним солнцем, клубились, постепенно наползая, тяжелые тучи. |