Там наконечник, как меч! Он ударил им вепря, но матерый сломал окованное копье, будто тростинку, и чуть не запорол самого ярла, но ярл защитился обломком копья, вот так, и клыки ударили по ножнам меча на бедре. Хрольва все равно отбросило и швырнуло, и пришлось бы плакать моей Гуннхильд, хозяйке, но тут подоспел гардский Сувор ярл. Его собака стала хватать кабана и заставила его повернуться, а Сувор подбежал с мечом и разом снес зверю полголовы! Какой удар был!.. Я слышала, у ярла в Альдейгьюборге дочь есть, тоже воительница. Вот бы посмотреть на нее!..
Азартно рассказывая, девушка в то же время наблюдала за собой как бы со стороны. И дивилась тому, что видела в собственном сердце. Сколько она себя помнила, ее окружали мужчины, и многие среди них рады были бы дарить ей золотые украшения, только чтобы она им завязывала по утрам тесемки на рукавах. Друмба смеялась в ответ и говорила, что золотые украшения добудет себе сама, вот этим мечом. Воины, которым приходилось выслушивать от нее такие слова, были все добрые храбрецы, богатые и расположением конунга, и знатной родней. Почему ни к кому из них ее не тянуло так, как к вендскому оборванцу, пришедшему незнамо откуда? И не то чтобы ей было жалко его, изуродованного. Она видала калек, утерявших кто руку, кто ногу. Друмба понимала, что не знает о нем совсем ничего. Она и не пыталась расспрашивать, чувствуя, что все равно не добьется ответа. А и добилась бы - скверная, скорей всего, открылась бы правда. Нету Ворону замирения с Белым Соколом да и не будет, что бы ни говорили послы Хререка конунга. Друмба понимала и это. А все равно - позови ее венд, возьми он ее ласково за руки, и не будет ни сил, ни желания воспротивиться… Друмба боялась загадывать и с трепетом ждала, когда же это случится.
А вскоре наступил день, когда собрались все лучшие мужи Селунда и начался тинг, и тут пришлось удивиться тем, кто знал о беседах Рагнара Лодброка с гардскими послами и о том, как мало хотелось конунгу принимать невыгодное замирение. Вождь поведал селундцам о том, какого почетного мира он добился трудами и боевыми походами, о том, как вендский сокол, загнанный в далекий Альдейгьюборг, наконец-то попросил мира и даже сулится отпустить пленников, за которых соберут выкуп.
Жители большого острова привыкли спокойно жить под рукою Рагнара конунга и во всем верить ему. Его выслушали, и людям понравились его речи. Хозяевам дворов, что каждый год терпели от вендских набегов. Мореплавателям и купцам, для которых уже не первый год были заперты торговые гавани на Восточном пути. И даже те, чья кровь кипела воинским молодечеством, не стали кричать против мира с Хререком и этим другим конунгом, сидевшим в Альдейгьюборге. Во-первых, даже самые отчаянные викинги верили Рагнару Лодброку и чтили его. Во-вторых, драться с вендом - что с волком в лесу после праздника Йоль. Добычи - на несколько марок, а голову в один миг сложить можно. И, в-третьих, Лебединая дорога широка и просторна, и не перечесть у нее берегов на севере, на западе и на юге. Даже и у ближнего моря много вершин, не только та, куда изливается с востока могучая Нюйя… Найдем, то есть, где сразиться с врагами за богатство и славу. А даже если на восток пойти захотим - так и пойдем, как прежде ходили, без конунга, сами по себе…
- Готовился я трудно убеждать тебя, княже, - дивясь и ликуя, по возвращении в крепость сказал Рагнару боярин Твердислав. - Но теперь вижу, что ты поистине мудр.
Он снова сидел в доме Лодброка на втором почетном сиденье; праздновали замирение и на пиру договаривались о мелочах. После тою, как сдвинули главное, малые препоны устранялись легко.
- Твой конунг, властвующий далеко на Восточном пути, многое видит иначе, чем мы здесь, на Селунде, - медленно проговорил в ответ Рагнар. - Боюсь, не решил бы он, что мир, скрепленный сегодня, мне не так выгоден, как ему. |