— У Вас, кстати, должны быть хорошие волосы. Только женщины с хорошими волосами не признают фена, остальным то терять нечего. Хотя это пока умозрительное заключение, сейчас то то, что у Вас на голове, похоже на крысиные хвосты. Да, и еще о мокрой стихии. Вы Дудзахова загоняли по вашей российской традиции в сортир перед тем, как «замочить»?
— Сортир был занят Агнессой Блектомб. Кстати, она меня может опознать. Так что в Европе я в самом деле сейчас задерживаться не стану. Позагораю немножко на Мертвом море.
— Ох Вы и дура, не в обиду будь сказано. Что, без свидетелей никак нельзя было обойтись?
— Она должна была стать свидетелем. Я ее к этому приговорила. Вместо Страсбургского суда, знаете ли. Должен же кто то выносить приговоры.
— Ну бред! Приговорили, видите ли, быть свидетелем! Нормальные люди обходятся без свидетелей, люди плохие свидетелей убивают. Но я и подумать не мог, что возможен третий вариант, столь дурацкий.
— Она получила то, что заслужила. А смерти она не заслуживала.
— Где в этом идиотском справочнике аэропорты? — Леонид листал книгу, другой рукой прижимая к уху телефонную трубку. — Ну что Вы стоите, собирайте вещи! Сейчас я сам Вас посажу на самолет, даже не на Мертвое море, а в какую нибудь Австралию! Или вообще в Катманду, всемирную столицу молодежного движения хиппи в шестидесятых годах прошлого столетия. Да, как у Вас с деньгами?
Соне сделалось вдруг легко, словно она долго волокла тяжеленный саквояж, и вдруг кто то подскочил, не спрашиваясь, ухватился за вторую ручку.
— Вы сумеете без меня включить в книгу мои документы? — спросила она, хотя на самом деле спрашивала совсем другое: не сочтете ли, что это противоречит моей дурацкой безопасности?
— Ну, всегда же можно уточнить по мылу, — он отложил трубку, неожиданно осторожно коснулся ее руки. — С книгой все будет в порядке, София.
— «Электра», кстати, существовала и после Леонида. Хотя выпускать книги делалось все труднее и труднее, под давлением мусульманских диаспор власти изобретали все новые препоны. Ладно, Слобо, быть может, у нас будет возможность когда нибудь договорить. Глядите, народ то подтягивается.
Стало уже очевидным, что импровизированных скамей, о которых позаботились накануне Эжен Оливье и отец Лотар, никак не хватало. Многие, как и София, рассаживались просто на ступенях.
— Ох ты, ну надо же! Поль! Поль Герми! — воскликнула Жанна, нырнув в толпу.
Эжен Оливье ощутил странную обиду: Жанна ускользнула сейчас, когда из за непонятного поведения Софии Севазмиу так тревожно и тоскливо на душе. Зачем здесь этот араб?
— Привет, хотела вот спасибо сказать, — Жанна пробралась таки к Герми, хотя лавировать в прибывающей толпе было уже непросто. — Я ж просила только номера поменять, а вы еще перебрали по винтику.
— Ну, уж заодно, — ответил Герми весело. Приход сюда, на собрание Маки, необратимо поворачивающий его жизнь в какое то совсем иное и стремительное русло, дался ему дорого. Но сейчас, будь что будет, он об этом не жалел. — Ты же гоняешь как ненормальная. Профилактика — великая вещь.
— Это точно! — Жанна исчезла, пронырнув под чьим то локтем.
Посреди платформы, там, где освещение было поярче, несколько человек возводили из фанерных футляров и дощатых ящиков нечто наподобие трибуны. София со своим странным собеседником, Бриссевиль и отец Лотар пробирались к ней с разных сторон.
Некоторые макисары, в особенности из молодежи, смотрели вслед отцу Лотару не менее изумленно, чем другие — на Ахмада ибн Салиха. На сей раз священник был не в предназначенной для выходов в город «рабочей» маскировке, а при полном параде: сутане черным колоколом до полу, в белом воротничке, в биретте с черной кисточкой .
— Начинается! — Эжен Оливье просиял. |