|
Если выступить ночью, довольно будет всего навсего перебить охрану. Я, конечно, говорю о Ситэ. — И оборонять придется всего навсего девять небольших баррикад, — молодо воскликнул де Лескюр. — Но вот сама станция Ситэ — слабое место, она действующая. Часть солдат придется спустить в тоннели, чтобы обеспечить отход. — Об этом мы думали, — Анри Ларошжаклен не без удивления покосился на старого катакомбника. — Наших сил хватит на эвакуацию гетто, благо все войска оттуда отведут на осаду Ситэ, на то, чтобы удержать несколько прилегающих к станции Ситэ платформ, и на то, чтобы продержаться до… — До чего? — резко прозвучал голос отца Лотара. — Вы ляжете безо всякого смысла, друзья. — Вы против мятежа, Ваше Преподобие? Неужели Вы хотите, чтобы мы оставили тех, кто в гетто, погибать бараньей, бессмысленной смертью?! Вы, христиане, можете принять смерть ради вашей веры, но надо ли забывать о том, что в гетто слишком мало христиан? — Даже в тусклом свете было видно, как побледнело в гневе лицо Ларошжаклена. — Мы, макисары, можем хоть сейчас уйти из Парижа! Но нехристианам, простым французам из гетто, их матерям, женам, детям, им то ради чего умирать? — Я не предлагаю бросать их на произвол сарацин, — резко бросил отец Лотар. — У меня сейчас возник другой план. Он лучше этого, поверьте. — Какой же? — Уходите немедленно, Вы ведь только что сказали, что это возможно. Уведите отсюда этих мальчиков и девочек, которые так и тянутся к оружию, в провинцию, к границам, чем дальше, тем лучше… А гетто оставьте нам. Нам, христианам. Я помню, я сам говорил совсем недавно, что эвакуировать людей из гетто сложно потому, что человеку свойственно не верить в катастрофу. Но если мы пойдем по домам раньше убийц, Господь даст нам силу убеждения, Его всесильную, а не слабую нашу. Оставьте нам только эвакуаторов. Эжену— Оливье показалось, будто кто то расцветил людские лица в два разных цвета, словно линзы фонариков. Те, в которых ярко проступило «да», были несомненно лицами катакомбников, те, в которых зажглось несомненное «нет», принадлежали солдатам Сопротивления. — Поглядите по сторонам, Ваше Преподобие, — Ларошжаклен, похоже, видел то же самое. — Ваш план был бы хорош… не будь мы также парижанами. Отец Лотар в самом деле медленно оглядел окружающие лица. Лицо его на глазах темнело. — В каком то смысле Его Преподобие прав, — София, так долго молчавшая, вспрыгнула на верхний ящик рядом с Ларошжакленом. — Наш план нехорош. — Вообще то это Ваш план, Софи! — Бриссевиль закашлялся — его недоумение было сильнее дыхания. — Разве не Вы его разрабатывали?! — Я. Но теперь я вижу в нем недостатки. — И Вы предлагаете его отыграть? — Зачем? — София беспечно встряхнула тяжелыми волосами, словно не понимая, что взгляды двух с половиной сотен человек прикованы к ней в безумном напряжении. — Я предлагаю его исправить. В исправленном виде он будет значительно лучше, чем план отца Лотара. — То есть? Объяснитесь, Софи, теперь не время играть в загадки, да на Вас это и не похоже. — Для того чтобы деморализовать их по настоящему, одного только восстания мало, — теперь звонкий, с хрипотцой курильщика голос Софии легко заполнил пространство. — Нужна, пусть небольшая, но решительная победа креста над полумесяцем. Ваше Преподобие, как Вы посмотрите на то, чтобы отслужить в соборе Нотр Дам какую нибудь мессу? — Какую нибудь, это хорошо сказано, Софи, — теплая насмешка в голосе отца Лотара диссонировала с его мгновенно осунувшимся лицом. — Но Вы не понимаете, что это невозможно. — Возможно. — Чтобы служить мессу, надо переосвятить храм. |
