|
Поскольку она видела кошель при нашей первой встрече, она спокойно могла заказать другой, похожий, вместе с цепью и браслетом. – Ну, и как?… – спросил Мышелов. – О нет, оказалось, что это было нечто совершенно иное, – беспечно сказал Фафхрд, хотя какая то мысль не давала разгладиться двум легким вертикальным морщинкам у него на лбу. – Странно, – заметил Мышелов. – Был момент, всего один, имей в виду, когда Очи Ого, если бы она действовала невероятно быстро, ловко и бесшумно, могла бы подменить мой ящичек. Фафхрд приподнял брови. Мышелов быстро продолжал: – Я хочу сказать, если бы мой ящичек был закрыт. Но он был открыт, и воспроизвести в темноте разноцветное сверкание драгоценностей нельзя было никаким способом. Фосфор или светящееся дерево? Слишком тусклые. Горячие угольки? Нет, я бы почувствовал тепло. Кроме того, как получить таким образом чистое белое сияние бриллианта? Совершенно невозможно. Фафхрд согласно кивнул, однако продолжал глазеть в точку над плечом Мышелова. Мышелов протянул было руку к своему ящичку, но вместо этого с тихим смешком, выражающим презрение к самому себе, поднял кувшин и осторожно, тонкой струйкой, стал наливать себе новую порцию вина. Фафхрд наконец пожал плечами, тыльной стороной руки пододвинул к Мышелову свою собственную пустую оловянную кружку и мощно зевнул, чуть отклоняясь назад и в то же время вытягивая руки с растопыренными пальцами через весь стол, словно отталкивая от себя все мелкие сомнения и вопросы. Пальцы его левой руки коснулись ящичка Мышелова. На его лице появилось озадаченное выражение. Он посмотрел на свою руку и на ящичек. Затем, к великому изумлению Мышелова, который как раз начал наполнять кружку Фафхрда, Северянин нагнулся вперед и прижался к ящичку ухом. – Мышелов, – сказал он тихо, – твой ящичек жужжит. Кружка Фафхрда уже была полной, но Мышелов продолжал лить вино, издающее тяжелый аромат, собралось в лужицу, а потом потекло в сторону пылающей жаровни. – Когда я коснулся ящичка, то почувствовал дрожь, – недоуменно продолжал Фафхрд. – Он жужжит. Он все еще жужжит. Мышелов с приглушенным рычанием грохнул кувшином по столу и выхватил ящичек из под уха Фафхрда. Вино достигло горячего дна жаровни и зашипело. Мышелов рванул крышку ящичка, выхватил покрывающую его содержимое сетку, и они с Фафхрдом уставились внутрь. Свет свечей ослаблял, но не мог совсем погасить блеск желтых, фиолетовых, красноватых и белых огоньков, мерцающих в различных точках на черном бархатном дне. Но свет свечей был также достаточно ярким, чтобы увидеть, что в каждой такой точке сияет соответствующим цветом жук огонек, светящаяся оса, ночная пчела или алмазная мушка: все насекомые были живыми, и каждое было осторожно прикреплено к днищу ящичка тонкой серебряной нитью. Время от времени крылья или надкрылья некоторых из них начинали издавать жужжание. Фафхрд без колебаний расстегнул у себя на запястье браслет из вороненой стали, распустил завязки и брякнул содержимое на стол. Драгоценные камни разного размера, все превосходно ограненные, образовали приличную кучку. Но все они были абсолютно черными. Фафхрд поднял большой камень, поцарапал его ногтем, потом выхватил свой охотничий нож и острием без труда оставил на камне царапину. Северянин осторожно уронил камень в пылающий центр жаровни. Через мгновение он вспыхнул желто синим пламенем. – Уголь, – сказал Фафхрд. Мышелов вцепился, словно когтями, в свой слабо мерцающий ящичек, как будто хотел поднять его и метнуть сквозь стену и через Внутреннее Море. Вместо этого он разжал пальцы и картинно уронил руки по бокам. – Я ухожу, – тихо, но очень четко объявил он и так и сделал. Фафхрд не поднял глаз. Он опускал в жаровню второй черный камешек. |
