Центурион Проб ни перед кем не испытывал смущения. А перед этой женщиной терялся. Норма Галликан сидела на стуле напротив него и нисколько его не боялась. Она была некрасива и дерзка. И по-своему обаятельна.

— Лучше перестань спрашивать и дай закурить, — сказала она.

Проб протянул ей табачную палочку.

— Ты хоть знаешь, что бы было, если бы я вылила радиоактивный раствор в священные часы Кроноса? Время обратилось бы вспять. И наш мир бы исчез, и появился бы иной, совершенно новый. Где не было бы ни меня, ни тебя. И, может быть, даже Великого Рима…

Проб кивнул. Он знал об этом. Он даже знал, до какой точки изменялось бы время. До того момента, когда император Деций утонул в болоте…

— Ты утверждаешь, что хотела помешать Триону, — сказал Проб вслух. — Но кто может подтвердить твои слова?

Норма Галликан усмехнулась и глянула на центуриона в упор. Проб ни перед кем не отводил взгляда. А перед этой женщиной не выдержал — отвел.

— Два репортера, — сказала она, выпуская струю табачного дыма и любуясь плывущими к потолку кольцами. — Лапит из «Римских братьев» и Квинт из «Акты диурны».

— Квинт, — повторил Проб. — Знакомое имя. Хотя на самом деле оно звучит несколько иначе. А вот Лапит ничего уже не подтвердит. Он мертв. И «Римские братья» мертвы.

Элий сидел за стеклянной перегородкой. Но он больше не слушал, о чем говорят центурион и Норма Галликан. Он думал о времени, текущем вспять. Если бы такое случилось, он бы на мгновение оказался рядом с Марцией. Вновь быть вместе с Марцией! Долю секунды, не более. Но мысль о возможности этого мгновения сводила Элия с ума. Он не мог больше слушать и покинул префектуру. Но, выйдя на улицу, остановился. Куда ему идти? На Палатин? К себе домой? В храм? Он поднял голову. Вокруг возвышались десятки храмов, сверкая мрамором, позолотой и яркими красками. Но какому богу сейчас должен был молиться Элий?

И его гений уже никогда больше ему не поможет.

— Гений Империи, где ты? — прошептал новоявленный Цезарь.

Стоявший невдалеке молодой человек обернулся:

— Я здесь.

Элий в растерянности смотрел на незнакомца. Перед ним был обычный человек, и вместе с тем он походил на того, другого, виденного им в краткий миг после смерти.

— Ты о чем-то хотел спросить меня? — сказал тот, кто назвался гением Империи.

— Что делать дальше?

— Принести жертвоприношение. А крови должно хватить, чтобы пропитать каждый атом нашего мира…

О чем он говорит? Элий не понимал. Вспомнилось вдруг, как он умирал на арене, его кровь хлестала из ран, и ему казалось, что ее хватит, чтобы затопить всю арену.

Гений повернулся и зашагал по улице, удаляясь.

«Почему он не улетает? — подумал Элий, глядя ему вслед. — Почему он больше не летит? И платиновое сияние… Оно есть… или нет? Возможно, его просто не видно на солнце».

Элия охватил страх, потому что отчетливо прозвучало в мозгу:

«Гений Империи больше не может летать».

Окно в сад было раскрыто, и Фабия, как всегда, сидела за машинкой. Пальцы почти что сами нажимали на клавиши.

«Готы построились в три ряда. Битва началась для римлян неудачно. Сражавшийся в первой шеренге сын Деция был убит стрелою в глаз. Эта смерть поразила солдат. Но император нашел в себе мужество превозмочь боль и принялся уверять воинов, что гибель одного бойца еще не означает поражения…»

Фабия прочла текст, покачала головой, выдернула лист из машинки и смяла.