Двадцать пять.

И вы действительно думаете, что вам удастся продать двадцать пять книг по двадцать два доллара девяносто пять центов? Я бы могла поверить в пять, может быть, десять или двенадцать. Но двадцать пять? Как вы можете быть столь оптимистичным относительно книг и столь пессимистичным относительно наших объектов?

Он закончил укладывать книги. Встал, распрямил спину, вытер ладони о бедра и бросил на нее покровительственный взгляд.

Я могу быть расточительным со своими книгами, потому что издатели делают это очень выгодным для меня. Когда они пытаются что-то продвинуть, то предлагают щедрые сделки и солидные барыши. Они продвигают книгу так, словно завтрашнего дня для них не существует.

Но это же гадость.

Он пожал плечами:

Простите, но именно так работает весь издательский мир.

Я говорю не о сделках, а о книге. Это гадость.

Вы ее читали?

Она впервые застала его врасплох, если удивленно поднятая бровь что-то значила.

Да, я ее читала.

Когда? Я думал, вы все время работаете.

Я этого никогда не говорила.

Но я составил о вас именно такое впечатление, когда сегодня утром вы с таким трудом выкраивали время, чтобы встретиться со мной.

Эта неделя у меня очень загружена из-за семинара. Четыре дня до предела заполнены...

Чем?

Учебой по коммерческой деятельности в области недвижимости. За последний год или два я больше работала с магазинами и офисными зданиями. Я уже в течение шести месяцев хотела посетить этот семинар, но впервые он проходит в удобное для меня время и в удобном для меня месте.

Он смерил ее долгим взглядом.

Интересно, а я полагал, что вам подвластно почти все.

Так оно и есть, — не моргнув, ответила она. — Но существуют приоритеты. Позвольте мне перефразировать собственные слова. Семинар впервые проводится в такое время и в таком месте, что мне не надо полностью перекраивать свое расписание.

Он немного подумал.

Так, когда же вы читаете?

Ночью. Поздно.

Когда вы не можете заснуть, потому что у вас грандиозные планы, а все спят, и вам не с кем с ними поделиться?

Она уже хотела возразить ему, но вдруг осознала, насколько он прав. Правда признаваться ему в этом она не собиралась.

Если я не могу заснуть, то это потому, что я не устала.

Он с сомнением посмотрел на нее, но оставил ее реплику без ответа.

И вам эта книга не понравилась?

Я сочла ее самооправданием. Если автор пишет книгу, которая завоевала Пулитцеровскую премию, еще не значит, что все, что этот автор пишет, — конфетка, как можно судить по искусственно организованному вокруг нее ажиотажу. Поэтому я обвиняю автора в высокомерии, а издателя в трусости.

В трусости?

В том, что он не отправил рукопись писательнице на доработку. Книжка гадкая.

Джон с минуту поразмышлял и ответил:

Она возглавит список бестселлеров.

Вероятно.

И я не потеряю ни цента.

Она подумала, что он, вероятно, прав, говоря о сделках, побудительных стимулах и статусе бестселлера.

Люди будут покупать эту книгу если не по каким-нибудь другим причинам, то хотя бы из любопытства, — лениво продолжил он. — Никто не обеднеет, расставшись с двадцатью двумя долларами девяноста пятью центами. Может быть, читатели рассердятся, вот как вы сейчас. Может быть, они почувствуют себя обманутыми. Может быть, они даже посоветуют своим друзьям не покупать ее и две или три пачки пролежат у меня еще месяца три. Но одна неудачная книга не нанесет ущерба моему бизнесу. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. — В Кросслин-Райз же, напротив, потеря тридцати трех процентов продаж нанесет ущерб, и очень значительный.

Нина помотала головой:

Аналогия некорректная.