|
Не знаю, почему бедная тетушка потревожила мою душу в такой солнечный полдень. Ведь поблизости не было никаких бедных тетушек – так с чего бы мне ее воображать? Но она все рав-но мне явилась – и тут же исчезла. Задержалась в сердце на долю секунды, навсегда оставив по себе странную леденящую пустоту в человеческом облике. Словно кто-то за окном пролетел. Бедная тетушка? Я еще раз обернулся, на всякий случай даже задрал голову к летнему небу. Слова гасли в воскресный полдень, подобно ветру или же невидимой траектории пули. Все так начинается. В какой-то момент все существует, потом раз – и все потеряно. – Хочу что-нибудь написать о бедной тетушке, – сказал я подруге. Ведь я из тех, кто пыта-ется писать истории. – О бедной тетушке? – слегка удивилась она и пожала плечами, будто бы покрутив в руках саму фразу «бедная тетушка», но так ничего и не поняв. – Почему о тетушке? Почему, не знал я и сам. Меня отчего-то всегда цепляет то, чего я не понимаю. Мимолет-ное чувство – вроде пробежавшей тени облачка, только и всего. – Просто подумал о ней. Невзначай. Пока мы искали слова, зависла долгая пауза. И сердца наши связывал лишь нежный звук вращения Земли. – И что, ты будешь писать о бедной тетушке? – Да, я. – И кто-то будет читать? – Может, и будет, – ответил я. – Но ты все равно напишешь? – Ничего не поделаешь, – попробовал оправдаться я. – Не знаю, как тебе объяснить... Мо-жет, я и впрямь открыл не тот ящик. Но в конечно итоге, я сделал это сам. Как-то так. Она молча улыбнулась. Я вынул из кармана мятую сигарету и закурил. – Кстати, у тебя что, среди родственников есть бедная тетушка? – Нет. – А у меня есть. Настоящая. Я прожила с ней несколько лет. – А-а. – Но я о ней ничего писать не собираюсь. В радиоприемнике сменилась мелодия – очень похожа на первую, но ее я совсем не узнал. Казалось, весь мир полон потерянной и грядущей любви. – Выходит, у тебя нет ни одной бедной тетушки? – продолжала она. – Но даже при этом ты хочешь о ней что-то написать. Не странно? Я кивнул: – Интересно, почему? Она лишь склонила голову набок, но ничего не ответила. Казалось, от моего вопроса у нее свело судорогой пальцы, которые засасывал подводный ил. И только мой вопросительный знак по-прежнему сверкал на солнце как до блеска отшлифованная железка на дне пруда. Лежит там и наверняка достает тем же вопросом окружающие жестянки из-под колы. Почему? Почему? Почему? – Я не знаю, – спустя вечность отрывисто сказала подруга. Я подпер ладонью щеку и, как был, с сигаретой во рту, еще раз окинул взглядом единоро-гов. Два животных, встав своими четырьмя копытами на дыбы, словно махали вслед унесенному куда-то времени. – Я лишь знаю, что человек с подносом на голове не сможет задирать голову к небу. Это я о тебе. – А если конкретней? Вытерев мокрый палец о рукав, она посмотрела мне прямо в лицо. – Кажется, я тебе сейчас ничего объяснить не смогу. Ничегошеньки. Я вздохнул. – Извини. – Да ладно. Похоже, мне сейчас даже подушка-думочка не советчик. Она снова улыбнулась: – К тому же, у тебя нет даже бедной тетушки. Да. У меня Нет даже бедной тетушки... Ну чем не куплет? 2 А вдруг бедной тетушки нет и у тебя? Раз так, выходит, что «неимение бедной тетушки» – наша общая черта. Странная общая черта! Общая черта, похожая на тихую утреннюю лужицу. Однако ты же не мог не видеть бедную тетушку на чьей-нибудь свадьбе. Как стоит на любой книжной полке хоть одна долго не читанная книга, как висит в любом гардеробе хоть одна долго не ношенная сорочка – на любой свадьбе есть хоть одна бедная те-тушка. |
