Не знаем. Мы, вообще, ничего не знаем. Солдаты, как дети, большую часть времени проводят в блаженном неведении. Но учтите, Старбак, оставшись, вы сильно рискуете.
— Вы рискуете не меньше.
— Ха! У тебя, Нат, нет сестры, которая из полковника верёвки вьёт, — жёлчно заметил майор, — И это прискорбное обстоятельство делает тебя гораздо уязвимее меня. Позволь мне напомнить: ты, бесспорно, сослужил добрую службу роду людскому, отправив на тот свет жениха моей бедняжки-племянницы, но, боюсь, нашего любезного полковника в этом не убедит даже сонм явившихся просить за тебя архангелов.
— Не убедит, сэр. — без выражения подтвердил Старбак.
В напоминаниях об убийстве Итена Ридли он не нуждался. Старбак застрелил Ридли в неразберихе, царившей на поле боя под Манассасом и с тех пор, как ни твердил себе, что сделал это в порядке самообороны, в глубине души знал: это было убийство, любовно выношенное и тщательно взлелеенное. Знал он также и то, что за это убийство ему на небесах спишутся многие иные прегрешения. Хотя, определённо, Вашингтон Фальконер, случайно оказавшийся свидетелем убийства обожаемого им Итена Ридли, Старбака не простит никогда.
— И всё-таки я хочу остаться в полку. — твёрдо сказал Натаниэль Бёрду.
Старбак был чужаком в чужом краю; северянином, сражающимся против Севера, и Легион стал для Натаниэля его новым домом. Легион его одел, накормил и дал верных друзей. В Легионе Старбак ответил для себя на самый главный вопрос юности: где моё место в жизни? Место Старбака было должностью офицера Легиона Фальконера, и это место его полностью устраивало.
— Что ж, удачи нам обоим. — промолвил Бёрд, думая о том, что удача им, ох, как понадобится, если он прав в своих подозрениях, и их передислокация к Сентервиллю — часть плана полковника Вашингтона Фальконера, замыслившего вернуть под своё начало отбившийся от его рук ещё под Манассасом Легион.
В конце концов, именно Вашингтону Фальконеру Легион был обязан появлением на свет. Вашингтон Фальконер дал ему своё имя, собрал и оснастил лучшим, что только можно было купить за деньги. Никто иной, как Вашингтон Фальконер привёл Легион для боя на берега ручья Булл-Ран. Полковник и его сын (тоже раненый в том сражении) сразу после битвы отбыли в Ричмонд, где их чествовали, как героев, что истине несколько не соответствовало, ибо, в отличие от сына, сам полковник пребывал в нетях тогда, когда Легион ценою немалой крови сдержал натиск рвущихся в тыл южного воинства янки. Рассказывать правду о роли Фальконера-старшего было поздно: Виргиния, а, вслед за ней и весь Юг, считали Вашингтона Фальконера новым царём Леонидом и требовали, чтобы ему дали под командование бригаду. И в этом случае, понимал Бёрд, новый Леонид пожелает, чтобы сердцем его бригады стал Легион его спартанцев.
— Что слышно, получит наш герой-голова-с-дырой свою бригаду? — Старбак подавил мучительный зевок.
— Поговаривают, что ему взамен предложат дипломатический пост. — скривился Бёрд, — Самое занятие для него. Лизать афедроны сильным мира сего у моего зятька выходит лучше, чем воевать. К сожалению, наши газеты воют, что наша армия не обойдётся без его полководческого таланта, и наши политики, вероятно, уступят их требованиям, как всегда и происходит, ведь уступить легче, чем шевелить собственными мозгами.
— И всё же я рискну. — сказал Старбак.
Нет, конечно, на Легионе Фальконера для него свет клином не сошёлся. Старбака звал к себе в штаб Натан Эванс, ставший генералом и командовавший по соседству разношёрстной бригадой. Капитану Эванс нравился, но Легион был родным домом, к тому же не мог Старбак поверить до конца, что командование решится доверить Вашингтону Фальконеру целую бригаду.
Вновь загремели ружья, теперь к северо-западу на расстоянии километров трёх. |