— Все замечательно!

— Дорогая!

— О, Питер!

— Прости меня, я, кажется, сделал тебе больно?

— Нет. Да. Поцелуй меня. — Через несколько минут Питер услышал тихий шепот: — Запах дикой природы или амброзии?

Питер засмеялся, это была мелкая месть за «дикую кошку».

Вернулся Бантер. В одной руке он держал маленький дымящийся чайник, в другой — бритвенный прибор, губку и мыло. На согнутой руке висели полотенца, пижама и шелковый пеньюар.

— В спальне уже довольно тепло. Я нагрел воды для миледи.

Питер укоризненно посмотрел на него.

— А что для меня, любовь моя, что для меня?

Бантер промолчал, но красноречиво кивнул в сторону кухни. Питер задумчиво посмотрел на свои ноги и содрогнулся.

— Леди, — сказал он, — ложитесь спать и предоставьте меня моей печальной участи.

В камине весело пылал огонь. Воды было не так уж много, зато она была горячая. По обеим сторонам зеркала две маленькие свечи мужественно пытались рассеять ночной мрак. Огромная кровать была покрыта роскошным покрывалом в блекло-голубых и пурпурных тонах. Благородное сияние дорогого шелка превратило скромную комнату с белыми стенами в изысканную королевскую спальню. Наконец, исчез этот ненавистный запах гари. Харриет наслаждалась ощущением тепла и чистоты. Она сидела перед старинным зеркалом, расчесывала волосы и думала, почему Питера так долго нет. Она тихонько вышла в холодный коридор и прислушалась. Откуда-то снизу раздавался грохот железа, кто-то вскрикнул и тихо засмеялся.

— Бедняжка! — подумала Харриет.

Она потушила свечи. Прекрасные полотняные простыни уже немного обветшали от времени, пахло лавандой… Река Иордан… В камине раскаленное полено треснуло и рассыпалось снопом золотых искр, красноватые отблески отражались в зеркале и на бронзовых ручках комода. Харриет задумчиво разглядывала голубоватые тени на потолке.

Скрипнула дверь, и тихо вошел ее муж. Он с трудом сдерживай торжествующую улыбку. Харриет засмеялась. Потом вдруг ее сердце сильно забилось, кровь застучала в висках и стало трудно дышать.

Питер опустился на колени рядом с кроватью.

— Любимая, — его голос дрожал от смеха и волнения. — Прими своего мужа. Чисто вымытого и уже не пахнущего дымом, но чертовски уставшего и продрогшего. Сжалься над горьким страдальцем.

— Милый Питер!

— Знаешь, — быстро и неразборчиво пробормотал он, — знаешь, Бантер сейчас тоже наслаждается жизнью. Я послал его вытрясти тараканов из чайника. Но разве это имеет какое-то значение? Что сейчас вообще может иметь значение? То, что мы вместе. Улыбайся, дорогая, улыбайся! Это конец нашего долгого путешествия и начало великого блаженства.

Мистер Мервин Бантер, который уже вытряс тараканов из чайника, налил туда воды, приготовил дрова и спички, потом завернулся в две шубы и коврик и удобно расположился на сдвинутых креслах. Ему не спалось. Он был спокоен, но в голову лезли всякие мысли. Он (титаническими усилиями!) подготовил своего любимца и вывел его на беговую дорожку, и теперь должен был оставить совсем одного. Но никакие правила приличия не могли помешать Бантеру мысленно преодолевать рядом с ним этот трудный забег. Поворочавшись полчаса, Бантер встал, зажег свечу, взял ручку и листок бумаги. Он надеялся, что исполнение сыновьего долга поможет ему хоть немного успокоиться.

«Дорогая мама, пишу из «неизвестного далека»…

— Как ты меня назвала?

— О, Питер, я сказала, не подумав.

— Как ты меня назвала?

— Мой господин.