— А что главное?

Саша пожимает плечами.

— Может, сбежим с тобой в охотники? Живут же люди, и неплохо…

— Не сбежим. Вы верите в судьбу, Сергей Александрович?

— Тебе честно ответить? Тогда нет.

— А я что-то начинаю верить. Что бы я не делал — все толкает в одних направлениях, и категорически уводит от других. Похоже, что милиция — это судьба, и никуда нам от нее не отвертеться.

Данилов откинулся на спину. Может быть, Саша и прав… Как называется эта звезда? Он не помнил. Когда-то выучил, но вот забыл. А это созвездие? То ли Скорпион, то ли как-то еще, дай Бог памяти… В том и беда таких, как он и Саша — они чего-то хотят, но хотят смутно, толком сами не знают, чего. А окружающие точно знают, что они должны делать, и сообщают им свои, очень определенные, мнения. Вот ему и близок Саша и совсем не близок Вася. Поэтому хорошо, что завтра он пойдет дальше с Сашей, а Вася пусть покрасуется с задержанным. Они — он с Сашей и такие же, как они, ходят неприкаянно по жизни, мечутся между тем, что точно знают все люди вокруг, и тем, что они смутно чувствуют, но сами не всегда способны выразить. Вот те же созвездия, ведь учил же он карты звездного неба, читал же…

И с этими мыслями Данилов уснул, а проснулся очень поздно, от холода. Давно погас костер, плавали полосы тумана, было совсем, совсем холодно. И опять это странное, до боли острое ощущение чьего-то присутствия! Словно кто-то стоит в этом холодном и сыром лесу, в полосах тумана, и смотрит в упор на Данилова. Тьфу ты! Данилов пошел спать в избушку.

Назавтра, десятого августа, Вася повел вниз по тропинке Кешу Малафьева, а в планах Саши и Сергея Данилова был рывок ко второй подозрительной избушке. То же движение по тропинке, тот же поиск, только теперь нашли быстрее. И в заключении опять тот же «штурм».

Избушка была не просто пуста… Это было мало сказать про нее. Избушка запустела несколько месяцев назад, и все лето простояла, не зная людского внимания. Затхлый запах стоял в помещении, углы затянула паутина, и Саша почти испугался, увидев колоссального крестовика возле своей физиономии. Паук спускался на паутинке, и сыскарю показалось, что выражение на его морде было исключительно свирепое и тупое, примерно как у задержанного с месяц назад подпольного банкира.

— Опять пустышка…

— Саша, осталась всего одна избушка. Если там ничего нет — идем назад.

Стоял восьмой час вечера, когда открылась последняя в списке избушка. Удивительное дело, как выгодно отличалась она от первых двух! И видно ее было издалека, приблизительно за полкилометра: повернула тропинка — и вон она, торчит над редкими низкими кустиками, крыша этой последней избушки. Правда, если мы видим за пятьсот метров, то ведь и нас могут увидеть…

— А ну в лес!

— Будем искать обходные пути, шеф?

— Вот именно — будем искать…

Вторая особенность избушки — стояла она близ берега бурной речушки. Маленькой речушки, стоически прокладывавшей русло среди каменных осыпей и скальных выходов, тащившей с собой множество обломков. Не прекращался стук и скрежет камней, которые тащила река, колотила об дно и друг об друга. Видимо, эта избушка предназначалась для жизни во всякое время года.

Но и у этой ее особенности имелись своеобразные последствия: если идти по тропинке, то реку легко пересечь вброд — как раз под окнами избушки речонка разливается множеством рукавов, течет спокойно, почти как потом будет бежать по равнине. Тут идти нетрудно по каменистому дну, усеянному окатанной галькой, но идущий через этот брод прекрасно виден от избушки…

Переправляться можно и в другом месте, но тогда сделать это непросто — лезть придется в мутную ледяную воду, в которой несутся куски камня килограмма по два и по три, которая и без этих камней, уже силой течения, способна сбить даже сильного человека с ног, унести его в безумно мчащихся струях.